— А что с ним делать? — устало ответил вопросом на вопрос Толя. — К работе он теперь не пригоден. У животных тоже ведь бывают стрессы. И они, как и люди, могут их не пережить и двинуться кукушкой. С Нордом это и произошло. Он тронулся из-за всего этого — он Нюрку, знаешь, как любил? Он же чует, что с ней беда. Может, вину чует — хотя кто их разберет, собак. Это Анька в них шарила, а я только «фас» да «фу» мог скомандовать. Может, где в Европе бы придумали, что с ним сделать — вроде как, даже есть такая профессия — зоопсихолог, мне Нюра рассказывала. А у нас до этого дело еще не дошло. А если такая собака, как служебная немецкая овчарка, да еще с сорванной кукушкой — тут разговор короткий.
— Где питомник?
— Ты чего? — удивлённо уставился на Константина Ефимов. — Зачем тебе? Ты же собак боишься.
— Где расположен питомник? Адрес какой?
Он уперся в подготовку инвестиционного проекта так, будто от этого зависела жизнь. Костя даже и установку себе такую дал. Не уточняя, чья это жизнь. Вылизывал проект до блеска, словно дела важнее нет. На звонки за все время ответил два раза — там очень нужные люди звонили. Ну и Шевцову всегда отвечал, конечно.
За два часа до начала заседания инвесткомитета Косте показалось, что он нашел еще одно изящное решение, как увеличить привлекательность проекта. И принялся спешно снова все перекраивать. И в этот момент на плечо легла рука. Константин сдернул наушники и обернулся. Ну, кто это мог быть еще, кроме Макса?
— Ась?
— Кость, телефон трезвонит.
— По хрен, мне некогда, могу на беззвучку перевести, если мешает, — Костя снова потянулся за наушниками.
Макс перевел красноречивый взгляд на Костин смартфон, и Константин после небольшого раздумья взял аппарат в руки. Ну не до телефона сейчас, когда еще не все проверил!
На экране значились два непринятых от Ивана Валерьевича. И вот — третий.
Совершенно неконтролируемый, не поддающийся никакому логическому объяснению страх сковал все Костино тело. Зачем ему Шевцов звонит с утра, да еще третий раз подряд?!
Они все трое ждали новостей. И там, наверное, новости. Дождались. Но вот какие…
— Возьми ты трубку, — почти беззвучно прошептал Константин. После паузы Макс кивнул и медленно протянул руку. Телефон продолжал упорно трезвонить.
— Добрый день, — предельно ровно проговорил Максим в трубку. — Нет, это не Костя, это Костин друг. Константин сейчас на важной встрече, но он просил меня брать трубку, если вы будете звонить, Иван Валерьевич. Вдруг какие-то новости… Да, слушаю.
Кровь, дыхание, время — в этот момент в Косте остановилось все. Все замерло.
А потом на лице Макса расцвела улыбка. Невероятно красивая, широкая, счастливая.
И Костя все понял.
Именно в этот момент, когда все самое страшное осталось позади, пришли слезы. Они его душили, он ими захлебывался, зло вытирал, но никак не мог унять. Макс стоял рядом, гладил по затылку и что-то говорил. Костя, оглушённый и ослепленный внезапно прорвавшимися слезами, не сразу смог разобрать слова.
— Угрозы для жизни больше нет.
Это были самые прекрасные слова, которые он слышал в своей жизни.
Успокоиться Костя смог только после двух стаканов ледяной воды из кулера. Облился, конечно. Макс сидел напротив и смотрел на него, не пытаясь согнать с лица выражение идиотической умиленности.
— Уделался, как свин, — Костя неловко попытался стряхнуть капли с рубашки, но влага уже успела впитаться. — Как в таком виде к приличным людям на комитет ехать?
— Никак, — ухмыльнулся Максимилиан. — В больницу беги.
— А комитет? — нахмурился Костя. — Справишься один?
— Я только прикидываюсь тупым, — Малыш встал с места. — Если надо — соображу, как сложить два плюс два. Ты же шпаргалку написал?
— Да, — Костя кивнул на файл с листами, подготовленный на столе. — Вот.
— Ну и все. Управлюсь в одного, — Макс взял файл, помахал им Косте. — Лети, родной. Анечку от меня поцелуй в щечку.
Глава 11. Об этой новости
Разумеется, его не хотели пускать. Говорили, что не положено, нельзя, запрещено. Убедил. Не помнил, как — но был чертовски убедителен. Костя это умеет.
Хватило ему на самом деле нескольких секунд. Чтобы увидеть и внутренне обмереть от совершенно непонятного, но очень сильного чувства.
Аню он просто сначала не узнал. Голова замотана бинтами, с одной стороны торчат сосульками темные неаккуратные пряди. Кровоподтёк на половину лица. Запавшие глаза в обводе тёмных кругов. Запёкшиеся сухие губы. И вокруг нее в палате все белое, а еще капельницы и попискивающие приборы.
Страх вернулся. Снова будто вернулось то шоковое состояние. Аня выглядела… ужасно.
А чего ты хотел, Константин Семенович? Реанимация и тяжелое состояние никого не красят. А у Ани до кучи еще и черепно-мозговая — закрытая, лёгкой степени, но тем не менее.