— Какая — жена?! Какая — нездорова?! — Костя понял, что говорить не может. А вот орать — запросто. — Что ты несешь?! Да она, может быть, именно в этот момент умира…
— Не смей!!! — Костя никогда не слышал, чтобы Макс так орал. Точно оглохнет теперь. — Не смей думать об этом! Аня в больнице. Нездорова. Но поправится. Обязательно поправится. А тебе надо заботиться о том, что будет, когда это произойдет. Я не думаю, что инструктор служебного собаководства слишком уж много зарабатывает. Так что содержать семью тебе, Константин Семёнович. Как ты это будешь делать, если сейчас собираешься забить на проект, который мы выпестовываем полгода, а?
Константин моргнул раз, другой. Максимилиан зашел и вломил с той стороны, откуда вообще Костя не ждал.
— Ты не имеешь права раскисать, — безжалостно давил на него пан архитектор. — Прекрати сопли по манжетам размазывать. На тебе семья, жена, дети.
— Какие дети? — прохрипел Константин. Мозг ушел на жесткую перезагрузку.
— Ну а что, вы детей не планируете? Ты не думал об этом? — неумолимо гнул свою линию Макс. — Что, не думал даже — сколько будет, кого хочешь — сына, дочку?
Костя смотрел на друга так, будто видит в первый раз в жизни. Вздохнул — тихо-тихо, но острый комок боли в груди будто стал немного меньше.
— Два пацана у нас будет.
— Ну да, конечно, Сёма и Костя, как я сразу не сообразил, — фыркнул Макс. — Ну так вот, господин Драгин, — Малыш развернул его за плечи в направлении рабочего стола. — Марш за компьютер. И ваяй документацию. Аня, Сёма и Костя хотят кушать. В перспективе.
Константин сделал шаг, другой. Неуверенно опустился в кресло. Поднял крышку ноутбука.
— Кофе хочешь? Гуталина? Сходить, купить тебе? — раздался сзади голоса Макса.
— Хочу, — после паузы ответил Костя. — И кофе, и гуталин. Только ты не уходи. Отправь кого-нибудь. Не оставляй меня одного. Пожалуйста.
Потому что когда есть с кем разделить — то не так страшно.
Плеча едва ощутимо коснулась рука, а потом Макс заговорил демонстративно бодрым голосом.
— Это запросто. Зря, что ли, наш офис-менеджер с такими длинными ногами. Мигом все организует.
Как вечером он снова оказался у Шевцовых, Костя тоже не мог объяснить. Просто позвонил Иван Валерьевич и как-то сурово и одновременно смущенно спросил:
- Любовь Андреевна тут интересуется — ужин во сколько накрывать?
Что Костя мог ответить на это? Что не приедет?
— К восьми. Или к половине девятого. Работы много.
— Смотри, не задерживайся, разогретое будет не вкусно.
Не опоздал. Наверное, было вкусно, но вкуса Костя не различал. Он вообще жил как-то… частично. Не различал вкусов, не слышал многого, не замечал еще больше. Раз нельзя думать про Аню — так он весь день как проклятый пялился в цифры, колонки, строчки. На звонки отвечал Макс.
И теперь он стоит на балконе в компании отца Ани. А вот запах табачного дыма чувствуется отчего-то остро. Словно он принадлежит той части мира, где все важно.
— Знаете, Иван Валерьевич, а вы оказались правы.
— В чем это?
— Вы сказали тогда, перед поездкой… — Костя словно со стороны слышал свой голос. А говорил он медленно, будто даже неохотно или как под гипнозом. — Что Аня меня любит. Это правда. Она сама мне сказала это, там, в Испании.
— Ну что ж… — Шевцов неопределенно буркнул и дернул плечом. А Костя продолжил:
— А я ей ничего не сказал. Она мне: «Я тебя люблю, Костя». А я… я промолчал.
Иван Валерьевич крякнул и достал еще одну сигарету.
— Не знаю, почему смолчал, — так же заторможено Константин вел свою исповедь. — Думал, успею. Думал, куда торопиться. Думал, время еще есть. А теперь она лежит там и не знает… как сильно я ее люблю…
Последние слова приходилось проталкивать через горло. Там было так туго и тесно, что непонятно, как воздух проходит.
— Узнает еще! — Шевцов шлепнул ладонью по перилам. — Не может такого быть, чтобы не…. Я вот что тебе скажу, Константин, — Шевцов повернулся к Косте. Поправил ему воротник рубашки, застегнул верхнюю пуговицу. — Анька у меня — боец! Вот какой характер у моей дочери! — поднял вверх сжатый кулак. — Не может она сдаться. Обязана победить. Разговор, опять же, у вас остался… незаконченный.
Двое мужчин какое-то время смотрели друг на друга молча, а потом, не сговариваясь, вышли с балкона.
Они еще пили потом чай. О чем-то говорили — в основном Любовь Андреевна расспрашивала Константина о семье. И все это на фоне звонков в отделение. Каждый час — так они решили. И там все тот же стандартный ответ: «Без изменений». Ожидание выматывает.
К сожалению, Анина мама сменила постельное белье. Но Константин все равно не жалеет, что снова остался у Шевцовых. Один, у себя дома, он бы сошел с ума. Сейчас его дом здесь, рядом с людьми, с которыми его теперь связывают невидимые, но прочные нити.
Костя без зазрения совести порылся в шкафу и нашел Анину пижаму. Положил под голову. Так лучше.