Успеть сказать люблю

На следующий день Костя поехал в больницу. Звонки звонками, а вдруг надо приехать — чтобы получить хорошие новости. Надо сказать спасибо Ивану Валерьевичу, он сообщил медперсоналу, что Константин свой, и с ним говорить про Аню можно.

Говорить с ним не отказались, но надежда на хорошие известия не оправдалась, и ничего нового снова не сообщили. А на лестнице Костя встретил лейтенанта Ефимова. Тот встрече обрадовался.

— Ну что, как там? — Ефимов кивнул головой в сторону дверей отделения.

— Все так же.

— Новостей нет?

— Нет.

Ефимов вздохнул. Привычным жестом снял форменную кепку и потер лысину. Вернул убор на место. Полгода назад он делал точно так же. Тогда все было иначе. Аня была здорова, стояла рядом и смеялась. А сам Константин тогда и не знал, что влюбится в эту девушку — всерьез и без памяти.

— Расскажи, как это произошло? — кивнул в сторону подоконника. — Ты с ней был?

— Был, — кивнул Анатолий. Они устроились у окна, там же, где два дня назад стояли Костя и Иван Валерьевич. — Да только все никак не пойму я, как оно… — махнул рукой. — Да вроде бы все было как обычно. Мы втроём в парке, на патрулировании — я, Нюра, Норд. И тут мне жена звонит. А Нюра — она, знаешь, деликатная такая. Всегда уходит, когда по личным делам звонят. Ну и тут тоже — ушла вперед, да за поворот, там он сразу. А я в телефон, значит. А там слезы, сопли, ничего не пойму. Оказывается, малой бесился, скакал по дивану — сын у меня, два с половиной года. И умудрился упасть с дивана — да за холодильник, он рядом стоял. И к стене неплотно. Так этот бесеныш бахнулся между холодильником и стеной. И застрял там. Орет, конечно. Жена пока холодильник отодвинула, а там сзади решётки радиаторные, холодильник старый, родители отдали. Короче, ободрался весь в кровь. Малой орет, супружница моя рыдает — «Толя, что делать?!» А я что сделать могу, если я на службе? Ну, говорю, «скорую» вызови или на такси сама в больницу — может, зашить там надо, если рассечение глубокое. Пусть доктор посмотрит, доктору виднее. В общем, у меня в трубке шум и гам, я и не сразу понял, что Норд лает. Ну а как понял — телефон в карман, за табельное и бегом.

Толя помолчал, поскрёб в затылке.

— Ну! — поторопил его Константин.

— Трое их было, — вздохнул Анатолий. — Одного Норд завалил, второму я в бедро пулю всадил. Третий успел удрать. Но его возьмут, может, уже сегодня взяли — эти утырки своих сдают как стеклотару. Может, и притон какой найдут да прикроют под это дело. Кто там Аньку конкретно ножом пырнул — это уже ведомство Раисы Андреевны по пальчикам выяснит. Да толку-то… что один, что второй, что третий — без соображения.

Рассказ Ефимова вызвал у Кости приступ практически неконтролируемой ярости. Как же хочется найти того, кто виноват. Будто от этого станет легче.

— Что же ты девочку, напарницу свою не уберег, а, лейтенант Ефимов?

Лейтенант Ефимов недобро зыркнул на Костю. И понурил голову.

— Думаешь, сам себя не спрашивал? Я же с ней был, сидел все время потом рядом, и «скорую» вызвал, и пальцами раны зажимал, чтобы крови меньше выбегало. Думал — если Нюрка сейчас у меня на руках помрёт — мне-то самому как жить потом? А у меня жена и ребенок маленький. Не знаю, брат. Не знаю. Работа у нас такая. Рисковая. Все под богом ходим.

Косте ответ не понравился. Даже зубами скрипнул. Должен быть виноватый. Должен!

— А что же Норд ваш хваленый, как же он Аню не защитил?

— Да если бы не Норд, Нюра была б сейчас не в реанимации, а в морге! — вскипел Ефимов. — Он самого здорового бугая завалил. И держал обоих потом, пока я с Нюркой возился! Так что на Норда не гони, он дело свое сделал. А его вон… — Толя вздохнул и снова понурился.

— Что — его? — Костя никогда бы не подумал, что ему будет какое-то дело до этой зубастой ушастой скотины.

— Не жрет он ничего третий день, — ответил Ефимов хмуро. — Воет, не переставая. Всех собак переполошил. Его отсадил в отельный вольер — все равно воет. Не жрет. Почти не пьет. И воет.

Костя не сводил внимательного взгляда в макушки Анатолия. Тот поднял голову.

— Может быть, его как-то можно кормить… ну как больных, принудительно? — спросил Костя нерешительно.

— Чудак-человек, — невесело усмехнулся Ефимов. — Кончат его, сегодня или завтра.

— Как — кончат? — не понял Константин.

— Не знаю я, как! — огрызнулся Анатолий. Засунул руки в карманы камуфляжных штанов. — Может, укол какой делают. Или удавка. Вряд ли из огнестрельного, хотя черт его знает…

Впервые в жизни Костя почувствовал на себе, что означает выражение «Волосы стали дыбом». Зашевелились на затылке. От ужаса. Что так спокойно говорят о лишении жизни существа, спасшего Ане жизнь.

— За что?! — голос звучал громко, почти криком.