Успокой моё сердце (СИ)

…За весь день я не вспомнила о пожелании мистера Каллена – да и был ли повод? В голову не приходило даже мыслей, хоть как-то схожих с этой темой… Зато к вечеру, как только пришла пора укладывать Джерри спать и нужно было подняться с мягкого дивана, ощутила всю полноту обещанного, всю правоту мужчины. Вся задняя часть тела ныла и горела так сильно, будто мгновенье назад по ней вволю поскребли наждачной бумагой. Ощущение, в принципе неизведанное до сегодня. Плакать от боли – единственное, чего хотелось.

Но под удивленным взглядом Джерома это было непозволительной роскошью. А потому, сжав зубы, пришлось выдавить улыбку, подняться и, уложив его в постель, делать вид, что все хорошо, что совсем не больно, до тех пор, пока малыш не заснул.

Мне захотелось позвать Эдварда – вряд ли без его помощи мне удастся добраться до другой комнаты – но, отвлеченный каким-то звонком, мистер Каллен, меряя шагами балкон, приглушенно разговаривал с кем-то и, судя по выражению его лица, разговор не был пустяковым.

И я ушла. Глотая слезы, сама встала, плотно закрыв дверь спальни Джерри.

И только тут, в комнате, где уже ночевала, в комнате, где плакала не так давно, обернув пылающие ноги ледяным мокрым полотенцем, я позволила слезам вернуться.

Сейчас у меня снова было на это право.

Надо было послушаться…

*

Кажется, я заснула. Нет, скорее не заснула, а задремала – тело слишком жжет, чтобы заснуть. А потому, когда что-то холодное прикасается к ногам, вызывая волну боли, распахиваю глаза куда быстрее, чем после обычного кошмара. Первое и единственное движение – попытка прекратить болезненные касания – вполне справедливо завершается стоном: все становится лишь хуже. Обожженное тело точно не нуждается в излишней активности.

- Тише, - ровным голосом велит бархатный баритон. Одна из рук перекочёвывает с коленей на волосы, гладит.

Прикусив губу, пытаюсь обернуться – куда уж. С моего ракурса максимальный предел — это поворот головы. И он, конечно, нужного результата не дает. Я ничего… никого не вижу.

- Не надо… - хнычу, как маленькая девочка, когда ледяные прикосновения продолжаются.

- Надо, - не соглашается мужчина. Слышу характерный звук выдавливания из упаковки крема, - иначе долго не пройдет.

- Больно… - пальцы сами собой впиваются в наволочку подушки. Влажная…

- А будет больнее, - не соглашается Эдвард.

Приходится смириться. Противостоять ему сейчас все равно бессмысленное занятие.

- И надо тебе быть такой упрямой, - бормочет он, поднимаясь чуть выше коленей, - да, Белла?

Стискиваю зубы, сдерживая внутри всхлип. Как никогда в жизни хочется рыдать в голос. И не от боли – она вправду не так страшна, бывало и куда хуже, и не от разочарования, и не от того, что было этим длинным днем… Просто хочется. Словно бы вместе со слезами уйдет все плохое, что преследует нас каждую секунду. Не будут Джерри сниться кошмары, не будет Эдвард покупать у Диего наркоту, что оставляет на коже такие страшные синяки, я не буду думать ни о Джеймсе, ни о том, что между нами было и чего ждать, вернувшись… и бояться не буду. Ничего. Никого.

Думаю, думаю, думаю… и сама не замечаю, как разрешаю себе плакать. Опять. Это день слез, ей-богу. Я слишком много плачу сегодня.

Тишина в комнате отвратительна. Ещё утром я говорила, что она мне нравится? Как бы не так! Сейчас это чертово беззвучие не скрывает мои всхлипы. Они слишком громкие.

- Нужно снять ночнушку, - Эдвард говорит тише прежнего, наверняка замечая, как подрагивает моя спина. А уж после его слов и подавно.

- Нет! – с отчаяньем бормочу, вжавшись в подушку. Одна лишь мысль о том, чтобы остаться обнаженной – сейчас, черт подери, без возможности пошевелиться, приводит в ужас. Я ему доверяю. Все ещё доверяю (и вряд ли это изменится). Но не хочу… не хочу!

Напоминаю сама себе непослушного, капризного ребенка. Или испуганного – с какой стороны посмотреть. Но, так или иначе, слушаться Каллена категорически отказываюсь.

- Ты предлагаешь мне обработать спину через ткань? – его смешок выходит натянутым и напряженным, - Белла, хотя бы сейчас не упрямься.

- Нет, - повторяю тише, но оттого не менее уверенно. Тот самый липкий, ненавистный страх возвращается. Я ещё помню, чем кончается раздевание – сомневаюсь, что смогу когда-нибудь совершенно спокойно остаться без нижнего белья. Особенно верхней части комплекта…

Слышу шаги. Раз, два… гладит. Снова гладит волосы.

- Viola, - зовет бархатный голос совсем рядом. Крепче зажмуриваю глаза – я не могу сейчас смотреть в малахиты, это выше моих сил, - non avere paura (не бойся).

Кажется, он понимает, в чем причина моего несогласия. Называет фиалкой… как прежде. Ничего не было. И это малость, но успокаивает.

Впрочем, не настолько, чтобы побороть ужас. Я просто не могу. Я сегодня отвратительно слабая.

- Белла, нужно только помазать спину, больше я ничего тебе не сделаю, - клянется. Слышу, что клянется. Можно ли не поверить? Усомниться?.. Только если в это же время и в себе самой.