- Ну конечно сегодня, - бормочет он, собственноручно перемещая меня с подушек на свою грудь. Позволяет занять все её пространство, позволяет устроиться так удобно, как только возможно. – Если тебе так проще, то сегодня. Я слушаю, моя девочка.
Накрывает руками спину, подтягивает выше одеяло.
Он создает мне все условия. И делает все, чтобы прекратить слезы.
Боже, и это тот самый мужчина? Тот, которого я встретила у Вольтури? Тот, кого посмела, не глядя на все кощунство, на все святотатство подобного, назвать чудовищем?
Он не дорог мне, нет… это по-другому, совершенно по-другому называется.
Он – один из двух людей на всем белом свете, из-за которых я могу дышать. Он – величайшая награда, которую я могла получить. Мечтать о большем, желать большего – невозможно. Рядом со мной самый настоящий, самый верный, самый преданный и самый понимающий мужчина на свете. Он никому не отдаст меня, он спасет меня из плена холода и страха… только он. Кем бы не являлся.
Я отплачу. Я обязательно отплачу за это – чем попросит. Отказать не имею права.
Без него, без его касаний и поцелуев сейчас я просто не в состоянии справиться. Отдам за них душу дьяволу.
- Не бросай меня, - давясь всхлипами, прошу я, - per favore!.. Я все, все сделаю… только… пожалуйста!..
- И что я буду без тебя делать? - Эдвард, грустно усмехнувшись, проводит пальцами по моему лбу, избавляя его от испарины, - если оставлю, что буду делать?
Я молчу. Я ничего не отвечаю.
Обнимаю его так крепко, как никогда не обнимала и, наверное, никогда больше не обниму. Каллен питает меня силой.
…Тишина царит в номере очень долго. Сначала я, перебирая пальцами волосы мужчины, немного успокаиваюсь, затем, выводя узоры по его груди, решаю, с чего лучше начать.
История в высшей степени сумасшедшая, но ничего не поделать. Откуда лучше начинать подобные рассказы? Если, конечно, есть кто-то, кто их рассказывал и знает, что да как.
Мои мысли заходят в тупик. И там бы, наверное, они и остались, если бы не проницательность Эдварда. Порой мне кажется, что он понимает меня лучше, чем я сама.
Не думала, что расставание способно произвести такие перемены. Я не просто его чувствую – я будто бы стала его частью. И то же самое, мне кажется, происходит в нем.
Часы уверенности в смерти не прошли мимо… отпечаток свой оставили. Надолго.
- Значит, ты родилась в январе? – потирая мои плечи, словно бы невзначай интересуется Каллен. Пытается показать, что можно расслабиться, и делает вид, что мы будем говорить о чем-то добром и светлом, а не о черном и страшном. Для меня делает.
- Да, - я киваю, догадавшись, с какого направления стоит браться за поставленную задачу – начало начал, действительно. Вполне логично.
- Я была первым и единственным ребенком.
- А ты говоришь, мы с ним похожи, - отвлекая мое внимание и пытаясь снять скованность, мужчина кивает на посапывающего Джерри, - посмотри, сколько у вас сходств.
- Он никогда не будет на меня похожим… - с горечью отрицаю я.
- Ничего подобного. Он уже на тебя похож, - Эдвард целует меня в макушку, качнув головой, - ты очень многому его научила, мама…
Судорожно вздохнув, утыкаюсь носом в его футболку. Сейчас без такого знакомого запаха я ни на что не способна.
- Я никогда не считала себя кем-то нормальным… - слова льются сами собой, подобному бурному потоку, - ни ребенком, ни девушкой я нормальной никогда не была…
Эдвард неодобрительно вздыхает, желая опровергнуть мои слова, но я не даю ему такой возможности. Перебиваю.
- Мне было семнадцать, когда я ушла из дома, - выдаю эту фразу быстро и точно. Жду реакции – такой же быстрой.
- Из-за чего?
Это не совсем тот вопрос, которого я ожидала. Любой другой в первую очередь спросил бы о том, для чего и куда, но уж точно не причину.
- Мама решила выйти замуж…
- Твой отчим домогался к тебе? – его голос твердеет, а ладони, держащие меня, напрягаются.
На лицо почему-то просится улыбка. Даже сквозь слезы.
Он защищает меня.
- Нет, - набравшись смелости, отвечаю весьма слышно. Чуть приподнимаю голову, целуя то место, где слышу ровное биение его сердца, - Фил никогда не думал о таком… он был с Рене. И только.
- Тогда в чем было дело?
Ему правда интересно. Он хочет знать, но не из праздного любопытства, а чтобы утешить меня. Это вдохновляет.
- В папе… - ну вот, конец положительным эмоциям. Они все как одна тонут под градом чертовых воспоминаний. Настолько живых и болезненных, что становится неизмеримо горько.
Я поднимаю на Эдварда глаза. Сейчас я как никогда хочу его видеть.
- Мой отец умер, когда мне исполнилось двенадцать. Я не готова была с ним расстаться.
- Никто и никогда не готов, - дополняет он, тяжело вздохнув. Участливо смотрит на меня, стараясь утешить.
- Да. Но я никогда не стала бы готова.
Обвиваю его ладонь, так кстати лежащую совсем рядом, затаивая дыхание. Волна всхлипов грозится прорваться наружу.