Одеяло накрывает все тело через полсекунды. Он заботливо поправляет его со всех краев, блокируя любой доступ ледяного воздуха. Сам приникает ко мне ближе, сооружая вокруг спасительную загородку. Темнота, которой он повелевает, теплая. И хотя бы поэтому её не стоит бояться.
- Сейчас будет легче, - обещает, поглаживая волосы. Тихонько вздыхает. Но пальцев, зажимающих нос, никуда не убирает. Моя рука давно затекла бы.
Ну и ладно. Пока он здесь, пока он готов помогать мне – кто бы он ни был – я согласна. Только пусть не уходит. Пожалуйста… мне одной не справиться.
- Тебе когда-нибудь снились плохие сны? – будет чудом, если он расслышит это. От слез голос совсем сел и совсем хриплый.
- Ну конечно, - понимающе отзывается мужчина, бережно избавляя мои щеки от соленой влаги, - они всем снятся, моя хорошая.
- А если сны… настоящие? – меня передергивает, и тут же, не медля ни мгновенья, он запечатлевает на моем лбу поцелуй.
- Так почти всегда и происходит.
- И страшно…
- Если кому-нибудь рассказать, уже не так страшно, - убежденный в своей правоте, шепчет он, - страх бывает только в голове.
В его словах есть смысл. Я понимаю.
Но если бы все было так просто…
- Я боюсь.
- Кошмара?
- Презрения… презрения и брезгливости. Отвращения.
- От твоего страха никто не почувствует презрения, Belle. Ты же не чувствуешь его от моих рассказов.
Моих?..
В ту же самую секунду, видимо, решив, что у крови было достаточно времени для остановки, мужчина на секунду убирает простынь, проверяя свое предположение. И этого времени мне хватает, чтобы почувствовать знакомый аромат.
Запах…
Эдвард.
Яркими всполохами, прекрасно ощутимыми, доступными, великолепно изображёнными и не утерявшими ни самой малой части цвета с того времени, воспоминания мелькают перед глазами.
От начала – встречи у Вольтури за огромным деревянным столом, где стоит ваза с искусственными цветами – до конца – сегодняшнего безумия.
И эти картинки, эти осмысленные изображения буквально раздирают на части. Пытают, мучают, сводят с ума и усмехаются, кидая в лицо напоминание о моей беспомощности.
Впервые за все время, впервые после того, как в спальне Джерри мистер Каллен показал мне истинную свою сущность, вижу в нем чудовище.
То самое, о котором он говорил.
То самое, от которого бросает в дрожь мафиози.
То самое, которое, если притронется, не оставит от тебя и мокрого места…
- Нет, - всхлипываю, отказываясь признавать, что вижу этого человека прямо сейчас перед глазами, - нет, нет, нет!
Такой мой тон не на шутку его пугает.
- Белла?
- Ты меня… ты со мной… - отталкиваю его, самостоятельно отстраняясь. Кутаюсь в одеяло сильнее, сжимая его поверхность пальцами. Если он снова…
- Я ничего тебе не сделаю, - мужчина хмурится, просительно протягивая ко мне руку, - иди сюда, тебе нечего бояться.
Что есть силы мотаю головой из стороны в сторону. Нет. Он меня не заставит.
- Не трогай меня.
Изо всех сил стараюсь быть тихой. Помню, что из-за чего-то в этой комнате нельзя кричать… понимаю, что по той же причине шепотом говорит Эдвард.
Мы не шумим. Это недопустимо.
- Белла, - Каллен делает глубокий вздох, глядя прямо мне в глаза. Уверяет в том, что говорит честно, и ему можно верить. Призывает это сделать, - я пообещал, что никогда не притронусь к тебе без твоего согласия, помнишь?
Помню… но много ли это меняет? Воспаленному сознанию плевать на обещания. Эдвард здесь и сейчас он вполне в состоянии сделать то, о чем мы говорим.
- А если ты откажешься от своего слова?.. – дрогнувшим голосом спрашиваю, смаргивая слезы.
- Я никогда от него не откажусь, - убеждает он, ободряюще улыбается, - тебе приснился плохой сон, вот и все. Ты же обнимала меня только что. Давай я тебя согрею.
Не знаю, почему, но я ему верю.
Быть может, причиной служат те глаза, что я вижу – без единого упоминания чудовищности, что я им так скоро присудила. Они скорее являются отражением тех, о которых грезила, засыпая под мамины сказки.
Быть может то, что согреться самостоятельно явно не выйдет – одеяло тонкое, а озноб ещё продолжается.
А может все потому, что вижу светлую головку Джерри, мирно спящего после доброго, проведенного вместе дня.
Эдвард – его папа. А у чудовищ и монстров не бывает таких замечательных детей.
Правда, возвращаюсь я боязно. Довольно медленно, если учесть все прошлые кошмары.
Вздохнув, осторожно занимаю свое прежнее место, прижимаясь к мужчине. Как когда-то ко мне Джером – с той же опасливостью.
Теплый… мой теплый и изумрудный… что я творю?..
- Расслабься, - наблюдая мою скованность, шепчет Эдвард, с готовностью принимая меня в свои объятия. Надежно скрывает от всех и всего, и, к тому же, вправду прекрасно согревает.
- Я не засну.
- Значит, заснешь попозже. В этом нет ничего страшного.
Прикрываю глаза, позволяя телу сделать то, о чем просит Каллен. Трудно, признаю, но, как оказалось, возможно.
Это удивляет.
- Значит, кошмары не вызывают отвращения, так? – негромко спрашиваю, прикасаясь пальцами к его шее. Плохо заметная, когда он спокоен, и яркая, пульсирующая, когда злится, вена, синеет среди бледной кожи.
- Ни в коем случае.
- И мои?
- Твои – особенно.