Все трое – Розочка, Розумовский, Пульхерия часто в обеденный перерыв уединялись в Красном уголке и размышляли над своим творением. Пульхерия, как дама пишущая и публикуемая взяла на себя ответственность по изданию брошюры «Человек совершенный в Соцгороде». Сайт Мирона Мироныча ей, конечно мешал, он отвлекал, он крал силы. Но Пульхерия стойко переносила все нападки в свой адрес, да и Розумовский пообещал разобраться. «Я им такое напишу, что они вовсе забудут, как лезть не в своё дело!»
«…ой, эта Пулька (так на сайте окрестили Пульхерию) летит куда хочет. Аляповатая, в каких-то допотопных шляпах, в ярких юбках, в кольцах-браслетах, ах чучелка, ах, баба-ёжка, как волчья пасть…то и дело заглатывает битые стёкла, камни, осколки минералов, рубины-яхонты, хризолиты. И перерабатывает, перемалывает в себе. Сколько уже съела! И вдруг – не хочу кушать! Мы ей соленых грибов, варёных окуней, пирожков с грибами, шнапсы! А она – ржаного хлеба хочу и воды пресной, но чистой, чтобы как в реке – плывёшь и глубину видно до пяти метров…ну, право, не хочу кушать. Аппетит пропал. Вот бы чаю попить с мятою и чабрецом…»
Розумовский поддерживал:
«Отчего бы нет? Чаю так чаю. Будет тебе чай.»
И он появлялся словно из ниоткуда – этот целебный напиток. Он обжигал губы. Наши губы. Он был сладок без сахара, он был травным без трав, он был в нас. Чай – это напиток Соцгорода.
Так звучала партитура нашего Соцгорода. До тех пока нам не объявили: ваш город попадает под зону затопления. А ведь мы знали это? Знали все! Ещё тогда в девяностые, поэтому отчаянно сопротивлялись.
– Дети! – сразу же подумала Пульхерия. Она знала, что такое ливень, что такое потоки, что такое попасть на дно. Пульхерия позвонила одновременно троим своим мальчикам. И коротко по-военному приказала: «Берите документы. Одежду. Всё самое необходимое. Маму переоденьте! И на вокзал!» Сразу после звонка Пульхерия написала детям сообщения: «Не забудьте скачать кьюар-коды в государственных услугах. Это надо для прохода через Врата Фиваиды!» «Мама, а ты?» «Я тоже. Следом за вами. Но чуть позже».
Мирон Мироныч в этот день отсутствовал, он, как всегда где-то филонил. Но паники не было, люди медленно выходили по очереди. В Соцгороде всегда была дисциплина, даже в самые тяжёлые дни эпидемий. Все поддерживали друг друга.
Раздавались голоса: ну как же так? Мы – уникальное место! У нас есть право острова. У нас есть преимущества. Отчего мы – восьмая зона для потопления? Есть же куча других зон, улиц, сёл, городов. Отчего мы? И сами себе отвечали на свой вопрос – потому что мы особенные. На нас ответственность. Если мы спасёмся, то спасём будущность всего населения.
– А я прикую себя наручниками! – неожиданно выпалил Розумовский. – Я не дамся!
– Прекрати панику! Это тебе не «Титаник». Подвиги нам не нужны! – грудь Розочки вздымалась. Она тянула Розумовского за рукав, прижималась к нему. Вопила.
Пульхерия надела пальто, запахнула шарф. Перчатки отчего-то не слушались, то и дело выпадали из кармана, руки чуть дрожали. Она видела возню за шкафом, слышала, что Розумовский протестовал, но у Пульхерии не было времени на то, чтобы уговорить друзей пойти со всеми.
– Право, хватит геройствовать! Пошли, ребята!
Беспомощный взгляд Розочки и упорный ответ Розумовского были трагическими. В это время Пульхерия получила сообщение: «Люди! Право, не вы одни: это надо для дела. Я была приглашена на конференцию в ваш Соцгород. Но мне сказали: не получится! Езжайте назад! Как так? Еду я из Гуманитарно-экономического университета из Польши! Дорога неблизкая. И вдруг облом. Конференции не будет. А я везу материалы очень ценные и политичные! Цифры. Факты!» Пульхерия автоматически лайкнула, подумав, что разберётся после, когда всё утрясётся!
Пульхерия попыталась заставить Розочку расцепить объятья.
– Розумовский! Это не смешно! Срочно отстегни наручники. Тоже мне Матросов! Быстро к проходной!
Пульхерия сто раз видела этот сон: сумочка, пропуск, беготня, спешка. Но сейчас было всё спокойно. Охранники медленно открывали двери, вертушка не переставала крутиться.
– А, может, показалось? – подумала Пульхерия и почувствовала, что кто-то крепко обхватил её талию.
– Привет! – чёрные усы, карие глаза, шляпа, улыбка до ушей.
– Феликс?
Они опять были вместе в одной каюте. Матрас то и дело съезжал, одеяло сползало на пол. Феликс, Феликс! Кожа в пузырёчках. Руки настойчивые, словно щупальца. Избавь меня от этого сна! Его тело на мне, сверху, губы целуют щеки, шею, грудь.
И надо проснуться. Срочно!