Установление и Империя

Мис пожал плечами и снова повернулся к Маньифико. Он развернул пакет.

— Знаешь, что это такое, паренек?

Маньифико стремительно вскочил со стула и вцепился в многоклавишный инструмент. Он ощупал мириады кнопок и неожиданно на радостях выкинул сальто назад, угрожая разрушить расставленную поблизости мебель.

Затем клоун гортанно вскричал:

— Визи-Сонор — и такой, что выжмет радость даже из сердца мертвеца!

Его длинные пальцы медленно и нежно поглаживали инструмент, легкими волнообразными движениями пробегая по кнопкам, задерживаясь на миг то на одной клавише, то на другой — и в воздухе перед ними появилось едва различимое мягкое розовое сияние.

Эблинг Мис сказал:

— Все в порядке, паренек; ты говорил, что умеешь долбать на этой штуковине, так что вот тебе представился повод. Ты, однако, получше настрой ее. Она из музея, — и он добавил, обращаясь к Бейте: — Насколько я выяснил, на Установлении никто не умеет с ней управляться должным образом.

Он наклонился к ней поближе и быстро проговорил:

— Клоун не будет говорить без вас. Вы поможете?

Она кивнула.

— Хорошо! — промолвил он. — Его перепуганное состояние почти зафиксировалось, и я сомневаюсь, что его сознание сможет выдержать психическое зондирование. Он должен чувствовать себя абсолютно уверенно, чтобы я смог хоть что-нибудь из него выудить. Вы понимаете?

Она опять кивнула.

— Этот Визи-Сонор — первый шаг в процессе. Он говорит, что умеет на нем играть; и по его реакции можно судить, что это — одна из самых больших радостей в его жизни. Так что независимо от качества его игры будьте заинтересованны и доброжелательны. Затем проявите дружелюбие и доверие ко мне. Но, главное, во всем следуйте за мной.

Он бросил стремительный взгляд на Маньифико, съежившегося в углу дивана и быстро что-то настраивавшего внутри инструмента. Клоун был совершенно поглощен этим занятием.

Мис спокойным тоном сказал Бейте:

— Когда-либо слушали Визи-Сонор?

— Как-то раз, — ответила Бейта столь же небрежно, — на концерте редких инструментов. Без особого впечатления.

— Что ж, я сомневаюсь, что вы столкнулись с хорошим исполнением. По-настоящему хороших исполнителей очень мало. Этот инструмент требует не столько физической координации — многорядное фортепиано, кстати, в этом смысле сложнее, — сколько определенного характера мышления, свободного полета, — и он продолжил, понизив голос: — Вот почему наш живой скелет может оказаться в этом деле более способным, чем мы думаем. Довольно часто хорошие исполнители в остальном являются идиотами. Это одна из тех странных комбинаций, которые делают психологию интересным занятием.

Он добавил, терпеливо продолжая поддерживать легкую беседу:

— Знаете ли вы, как эта пупырчатая штука работает? Я ее разглядывал, чтобы выяснить принцип ее действия, и пока успел только понять, что ее излучение прямо стимулирует оптический центр мозга, даже не затрагивая зрительный нерв. Дело, в сущности, заключается в использовании чувства, никогда не встречающегося в природе. Если подумать, это любопытно. Со слуховыми ощущениями все в порядке. Это делается естественно. Барабанная перепонка, улитка, все такое. Но…

Шшш… Он готов. Не надавите ли вы на тот выключатель? В темноте это получается лучше.

В темноте Маньифико был просто пятном, Эблинг Мис — тяжело дышащей массой. Бейта в нетерпении напрягала зрение, поначалу — безуспешно. Воздух заполнила тонкая, режущая трель скачкообразно меняющейся интенсивности. Она как бы зависла, упала — но, подхваченная сама собой, набрала мощь и обрушилась гулким ударом: словно гром разорвал завесу.

Ритмичными движениями стал разрастаться шарик из пульсирующих цветов — и разлетелся в воздухе бесформенными кляксами, которые, высоко взлетев, в падении превратились в извивающиеся, переплетенные ленты. Ленты эти свернулись в маленькие шарики разных цветов — и Бейта начала что-то различать.

Она заметила, что при закрытых глазах цветовые образы становятся яснее; что каждое небольшое изменение цвета сопровождалось своим звуковым образом; что цвета ей незнакомы; и, наконец, что шарики — не шарики, а маленькие фигурки.

Фигурки: мириады пляшущих и мерцающих, точно язычки пламени, исчезающие из виду и появляющиеся из ниоткуда, налетающие друг на друга, сливаясь в новые цвета.

Вдруг Бейте пришли на ум цветовые пятна, появляющиеся ночью, если зажмуриться до боли и терпеливо напрягать зрение. Возникало то же знакомое впечатление танцующих точек изменчивого цвета, сжимающихся концентрических кругов, беспрерывно трепещущих бесформенных масс. Все выглядело так же, но в больших масштабах, разнообразней — и каждая точечка цвета была крошечной фигуркой.

Они налетели на нее, сбившись в пары, и она подняла руки во внезапном изумлении, но они распались, и на миг Бейта оказалась в центре вихря сверкающих снежинок. Холодный свет стекал с ее плеч на руки, скатываясь, словно по сияющему трамплину, отскакивая от застывших пальцев и медленно сходясь в сверкающем фокусе. В глубине жидкими потоками плыли звуки сотни инструментов, пока Бейта не перестала отличать их от света.