Усто Мумин: превращения

«Сад, который арендовал Степанов, был огромен. Границ его мы не знали. Деревья ломились от фруктов. Виноградные лозы гнулись до земли под тяжестью своих даров. И всем этим мы могли пользоваться в неограниченном количестве! <…> Каждый вечер сходились у хауза. Там, под шапками карагачей, за большим столом располагалось все многочисленное семейство Степанова. Там были и Усто Мумин с сестрой Галочкой и Леваном, и два друга дома — Аббас и Обид, и Егорка, неизвестно как попавший в этот край парнишка, и мы. Всего пятнадцать душ. Пили чай с виноградом и печеньем, которое мастерски выпекала жена Степанова Ромеа. Долгое время не могли определить язык, на котором между собой объяснялось семейство Степанова.

— Итальянский, — сказал Усто Мумин. — Все они итальянцы.

После чая говорили о живописи, о Сибири, об Италии. Джорджоне, Боттичелли, кватроченто, Маяковский, „Бубновый валет“, Пикассо — носилось и переплеталось в тихом вечернем воздухе самаркандского загородного сада»[164].

«…За стеной у Степанова играют на рояле Чайковского…»[165], «Вечерами устраивали „камлание“. Орем, кричим, галдим, пляшем и поем»[166] — в этих воспоминаниях Виктора Уфимцева предстает не только место обитания художников, но и атмосфера, интеллектуальная и творческая. Николаю Мамонтову, приехавшему с ним из Сибири в «погоне за впечатлениями»[167], повезло реализовать мечты об Италии: он женился на дочери Степанова, полуитальянке, и отбыл с семьей Даниила Клавдиевича в Италию, где «получил наконец систематическое образование»[168].

Усто Мумин. В медресе. 1949

Фонд Марджани, Москва

Николаев смолоду был «болен Италией». В 1948 году профессор и теоретик искусства В. М. Зуммер высказался по этому поводу на вечере в честь юбиляра. Говоря о художественном методе Усто Мумина, о его предпочтении темперы маслу, он сказал, что «ему (Усто Мумину. — Э. Ш.) захотелось передать это так, как если бы это был художник-итальянец, который попал в Самарканд…»[169].

Рассказывая о своих работах самаркандского периода, о темпере и неожиданных откровениях, связанных с ней, сам Усто Мумин отмечал:

«В небольшой группе этих работ преобладает техника старой итальянской живописи кватроченто (XIV–XV вв.), по технологии своей очень близкой к яичной темпере узбекских наккошей[170]. Яичная эмульсионная темпера, конечно, не моего изобретения, о ней говорится в трактате Ченнино Ченнини. „Голова с цветком“, „Ученик медресе“ и „Мальчик в шапке“, „Старая Бухара“, „Весна“ — вот что сохранилось у меня от того периода[171].

<…>

В самаркандский период мое увлечение темперой объяснялось не просто прихотью или случайностью. Знакомство с наккошами и совместная с ними работа убедили меня в тождественности технологии старых мастеров Италии раннего Возрождения и технологии узбекских и таджикских наккошей[172].

<…>

У меня имеются какие-то атавистические настроения, и, может быть, моя любовь к итальянскому Ренессансу, к эпохе Возрождения странна на сегодняшний день…»[173]

Усто Мумин. Дорога жизни. 1924

Государственный музей искусств Республики Каракалпакстан им. И. В. Савицкого, Нукус