«Ради Бога, Судии живых и мертвых, будьте с нами заодно против врагов наших и ваших общих. У нас корень царства, здесь образ Божией Матери, вечной Заступницы христиан, писанный евангелистом Лукой, здесь великие светильники и хранители Петр, Алексий и Иона чудотворцы, или вам, православным христианам, все это нипочем? Поверьте, что вслед за предателями христианства, Михаилом Салтыковым и Федором Андроновым с товарищами, идут только немногие, а у нас, православных христиан, Матерь Божия, и московские чудотворцы, да первопрестольник апостольской Церкви, святейший Гермоген патриарх, прям, как сам пастырь, душу свою полагает за веру христианскую несомненно, а за ним следуют все православные христиане».
И произошло чудо!
Повсюду, в больших и малых городах Руси, собирались отряды. Ратные люди и торговцы, дворяне и землепашцы, вооружившись, кто, чем мог, двигались к Москве, чтобы освободить ее от поляков.
Казалось, сама земля Русская поднялась, чтобы очистить свою столицу от непрошеных гостей.
Тревога охватила изменников-бояр.
Михаил Салтыков снова пришел к патриарху.
– Это ты писал по городам, чтобы шли к Москве! – сказал он. – Пиши теперь, чтобы не ходили.
– Напишу… – безбоязненно ответил патриарх Гермоген. – Только вначале и ты, и другие изменники вместе с королевскими людьми выйдите вон из Москвы! Ну а коли не выйдете, благословляю довести начатое дело до конца.
После этого разговора к покоям Гермогена была поставлена стража, чтобы никто не мог войти к патриарху.
Однако угрозы и утеснения на этом не кончились.
Снова и снова приходили к нему Салтыков и поляк Гонсевский и говорили:
– Вели ратным людям, стоящим под Москвой, идти прочь, иначе уморим тебя злою смертью!
– Что вы мне угрожаете? – отвечал патриарх. – Боюсь одного Бога… Благословляю всех стоять против вас и помереть за православную веру. Вы мне обещаете злую смерть, а я надеюсь через нее получить венец. Давно желаю я пострадать за правду!
И он распорядился перенести из Казани в подмосковные полки чудотворную Казанскую икону Божией Матери.
21 марта 1611 года изменники-бояре заточили патриарха Гермогена в подземельях Чудова монастыря.
Раз в неделю в подземелье, где был заточен Гермоген, ему бросали сноп овса.
11
Напомним еще раз, что в 1578 году родился Дмитрий Михайлович Пожарский, будущий освободитель Москвы.
А на следующий, 1579 год случился в Казани большой пожар, после которого и поднял будущий патриарх Гермоген, обретенную на пепелище чудотворную Казанскую икону Божией Матери.
Уместившись в пространство двух лет, сошлись даты…
Два события, из которых предстоит произрасти спасению нашего Отечества от разрушительной смуты, в которую ввергли его властолюбие, алчность, разврат и своеволие…
Оглядываясь сейчас, четыре столетия спустя, на те события, в самой одновременности их различаем мы образ русского спасения.
Вот три необходимые составляющие его…
Воинская доблесть, смирение и подвижничество, Божия помощь.
Чудо, которое совершила икона с иереем Ермолаем, превратив его в грозного святителя Гермогена, было только прообразом чуда, совершенного 22 октября 1612 года, когда перед Пречистым Ликом Казанской иконы Божией Матери разъединенные политическими симпатиями и антипатиями, враждующие друг с другом русские люди вдруг очнулись и, ощутив себя единым народом, сбросили с себя вместе с обморочностью смуты и ярмо чужеземных захватчиков.
Тогда, 22 октября 1612 года, загудели колокола в московских церквах, и двинулись на штурм Китай-города ратники князя Дмитрия Пожарского. Единым приступом были взяты тогда стены, и поляки укрылись в Кремле, чтобы через три дня сдаться на милость победителей.
На этот день установлен Русской Православной Церковью праздник Казанской иконы Божией Матери.
25 октября 1612 года распахнулись окованные железом створы Троицких ворот на Неглинную и, как и было условлено, выпустили вначале московских думных бояр, трепетно хранивших верность польскому королю и его сыну…
Полетели было камни в изменников, но ополченцы Пожарского и Минина удерживали народ, не давая растерзать предателей. Бояре, не двигаясь, стояли на мосту, ожидая решения своей участи.
Испуганно вздрагивая, жался к монахине Марфе (Романовой) съежившийся от страха и холода узкоплечий подросток. Ему было шестнадцать лет, но он казался гораздо моложе. Это был будущий царь Михаил Федорович Романов…
На голове у Федора Ивановича Мстиславского темнела пропитанная кровью повязка. Эту отметину накануне оставил ему жолнер, забравшийся в хоромы Федора Ивановича, чтобы съесть главу боярской думы.
Хромой Иван Никитич Романов опустил голову.
Едва стоит на ногах и князь Борис Михайлович Лыков.
Испуганно смотрит на толпу казаков Иван Михайлович Воротынский, в доме которого отравили спасителя Москвы, князя Михаила Скопина-Шуйского.
Рядом с ним Федор Иванович Шереметев…
Это самое верное польской короне московское боярство…