Усы

Расплатившись за кофе, он спустился вниз, чтобы позвонить в агентство.

Разумеется, он не пойдет на работу ни сегодня, ни завтра — тем хуже для проекта спортзала и для клиента, который ждет его в понедельник. Жером вздумал спорить и кричать, что он, черт подери, неудачно выбрал время для своих фокусов, но он оборвал его на полуслове: «Ты что, оглох? Аньез очень больна, поэтому слушай, что я тебе скажу: мне плевать на спортзал, мне плевать на агентство и мне плевать на тебя; отныне я занимаюсь только моей женой. Усек?» — и повесил трубку. Завтра он перезвонит, и извинится перед Жеромом и Замирой, и, кстати, выругает их — конечно, не слишком грубо — за участие в розыгрыше, в общем–то вполне простительное; они ведь не могли знать правды, он и сам едва не клюнул на эту приманку. Но сейчас нужно спешить домой, убедиться, что Аньез там, что ей не стало хуже. Он подумал: теперь я буду все время бояться за нее, и эта перспектива поселила в нем тревогу и какой–то странный, болезненный восторг.

Он вернулся незадолго до пяти часов; Аньез только что пришла и теперь сидела в гостиной, просматривая типографские оттиски и слушая радиопередачу о происхождении танго. Она рассказала ему, что обедала в парке «Багатель» с Мишелем Сервье, приятелем, которого он почти не знал, и с юмором описала толпу посетителей, теснившихся на открытой террасе ресторана, чтобы насладиться первым погожим деньком. Даже продемонстрировала легкий загар на открытых до локтя руках. Жаль, что она уже пообедала на открытом воздухе, сказал он, ему как раз вздумалось поужинать в «Саду праздности», в парке «Монсури». Честно говоря, он боялся удивить Аньез этим предложением — обычно они никуда не выходили субботними вечерами, — но она только возразила, что для ужина на террасе все–таки еще слишком прохладно, ей хотелось бы посидеть в зале ресторана. Так и договорились.

Они мирно провели время до вечера, она — читая и слушая радио, он — листая «Монд» и «Либерасьон», которые купил по дороге домой со смутным намерением выглядеть как можно естественнее, придать себе больше уверенности.

Укрывшись за развернутыми газетными страницами, он сам себе казался частным детективом, которого муж нанял следить за своей красоткой–женой. Чтобы развеять это впечатление, он несколько раз нарочито громко прыснул со смеху и, по просьбе Аньез, зачитал ей объявление из рубрики «Любимчики «Либерасьон», где некий юный любвеобильный гомик уже третью неделю подряд выражал желание познакомиться, для дружеских — и еще более теплых — отношений, с каким–нибудь господином от шестидесяти до восьмидесяти, толстеньким, лысеньким, изысканной внешности, похожим на Раймона Барра[3], Алена Поэра[4] или Рене Коти[5]. Их заинтересовало упорное повторение этого страстного газетного призыва: то ли юный «любимчик» никак не мог подыскать нужную кандидатуру, то ли, наоборот, имея слишком богатый выбор, каждый день менял партнеров — упитанных деятелей с брюшком, затянутым в узкий полосатый костюмчик.

«Полозадый», — сострила Аньез.

За это время им позвонили трижды, и всякий раз он отвечал сам. Третьей была Вероника; она ни словом не упомянула о его позавчерашнем ночном звонке, ему же мешало выговориться присутствие Аньез. Аньез знаком попросила передать ей трубку и пригласила Сержа с Вероникой на завтра к ужину. Он пожалел, что не позвонил им раньше, с улицы, как и собирался. За весь вечер ни один из них не поднял вопроса о психиатре. Наконец они отправились в «Сад праздности», но пришли туда раньше назначенного часа и, в ожидании столика, пошли прогуляться по парку «Монсури». Поливальные вертушки сеяли над лужайками мелкий дождичек; порывом ветра струйку воды отнесло на платье Аньез; он обнял ее за плечи, приник к губам долгим поцелуем и, нагнувшись, стал гладить голые, без чулок, ноги, по которым сбегали холодные капельки.

Аньез засмеялась. Прижав ее к себе, щека к щеке, он крепко зажмурился, подавляя готовый вырваться крик любви к ней, страха за нее; когда они разомкнули объятие, он увидел в ее взгляде потрясшую его печаль. Держась за руки, они пошли к ресторану, то и дело останавливаясь, чтобы снова и снова целоваться.