Усы за двенадцатью замками

Я плюнул, вернулся в дом, а там, уперев руки в бока, стоит моя ненаглядная и страшно так на меня смотрит… Так смотрит, что мне захотелось вилами выколоть себе глаза, чтобы не видеть как она на меня вылупилась. Так-то она гномиха у меня добрая, чуткая, но когда злится – дай мне сил, великий Создатель, чтоб провалиться под землю и не попадаться ей под руку!

И вот стоим мы с ней так и минут пять друг на друга смотрим. Она – с огнём в глазах, а я, как дурак – с вилами наперевес. Да только слышно, как товарищи мои улюлюкают за стеной во дворе.

Тут вышла из комнаты дочка и тоже смотрит на нас глазками своими васильковыми.

Арнедия, даже не поворачивая головы в её сторону, процедила сквозь зубы, да столько воздуху выдула, да усы жутко так зашевелились, что, казалось, того и гляди – соскочут и треснут мне по лбу:

– Корнелия, возвращайся в комнату, нам надо поговорить с твоим отцом.

Дочка кивнула так отчаянно, так старательно. Улыбнулась мне, не понимая, что значит этот «разговор с отцом», думала, что-то хорошее мне сейчас перепадёт, развернулась на пяточках и убежала.

А моя благоверная брови сдвинула, усы сдвинула и давай на меня надвигаться. Я уж вилы в сторону-то отложил, а то, того и гляди, сейчас вырвет из рук да проткнёт!

Ох, и лучше бы она меня проткнула, чем сделала то, что сделала! Подошла ко мне и ка-а-а-ак вцепилась мертвой хваткой в усы! Мне показалось, что из меня всю жизнь высосали! Да как завизжит:

– Я, – говорит, – всю свою жизнь тебе посвятила! Детей тебе каких нарожала! А ты смеешь посрамлять моё семейство! Ты даже со своего огорода каких-то выродков прогнать не можешь! – Ругается она знатно у меня. – Ты – недостойный предок славного Двергура!

А потом как дёрнула! И оставила меня с половиной уса! Ох и сраму-то я натерпелся тогда!

Мужики на работе смеялись надо мной, закрывали на лесопилке на ночь, между собой говорили, что я не гном, а то же, что и дерево – и участь моя – быть обструганным да пущенным на какое доброе дело – на строительство какого-нибудь клозета.

Но уж ненаглядную-то я свою люблю и прощу ей любые глупости. Ну вспылила гномиха, ну с кем не бывает. Она потом с того раза целый месяц меня самыми наваристыми борщами кормила и самой крепкой медовухой отпаивала! Шикала на гномих местных, которые косо на меня поглядывали да гадости всякие в мой адрес высказывали.

Но потом ничего, усы потихоньку отросли, и всё пошло своим чередом.

Прошло около полугода, и как-то раз товарищи мои позвали меня на охоту – вот уж чего я не ожидал! Раньше они меня никогда не звали. Ну я и подумал, что они решили уже перестать заниматься ерундой и завести со мной дружбу.

Я, радостный, согласился. Долго готовился, охотничий костюм подбирал, обувь, с чердака достал старый дедов топор, добротный такой, начистил его, наточил. Арнедия тоже мне помогала – сумку дорожную нашла, еды с собой наготовила. В общем, собрался я, как надо.

Поехали мы зверьё ловить. Нас было десять гномов. В первый раз, наверное, я вне лесопилки оказался в такой большой компании.

Ух и хорошо мы поохотились! Несколько дней трудились. Поймали штук двадцать зайцев, с десяток лис, да оленя зарубили. Лучшая моя охота была… Да что уж там, наверное, единственная за всю мою жизнь, если не считать тех разов, когда дед меня с собой брал, – да там я не охотился, а больше хвостом бегал. А тут сам двух зайцев завалил!

И вот в последнюю ночь мы решили как следует отметить всё. Зажарили оленя, кто-то принёс душистого эля, и гуляли мы до рассвета, пока жёны наши не пришли и всех не разогнали.

Довольный я был – жуть! А жёнушка, ненаглядная моя, какая счастливая была! Говорит, наконец мужиком стал, в компанию влился. И даже, казалось, на работе дела в гору пошли.

Но радоваться мне пришлось недолго. Прошла неделя, и я стал замечать, что после каждого причёсывания усов, у меня выпадают волосы. Сначала один-два, потом штук по пять-десять, а через время и вовсе пучками!

Я не на шутку перепугался, побежал к ближайшей нашей знахарке, которая всё наше семейство в трёх коленах лечила. Говорю: так и так, беда! Усы выпадают, что делать-то?!

Она сказала три раза в день пить настойку из хрена и крапивы, и через день мазать жиром бобра то, что осталось от усов, да на диету на строгую посадила.

Я и на работу перестал ходить, говорил, что заболел – а сам шарфом по самый нос обматывался, чтобы никто моего позорища не видел.

Потом как-то пришёл ко мне один знакомый гном – Руфус. Он всегда ко мне относился чуточку лучше, чем остальные. И на охоте тогда с нами был. Руфус и сказал, что мне в эль подсыпали лучистого мха.

Я от такой новости тогда чуть не упал. Все знают, что лучистый мох – это страшная вещь! От него и седеют, и лысеют, и вообще! И противоядия от него никакого не знают, какой уж там хрен! Какая крапива!