Гнев Сталина обрушился даже на нового министра госбезопасности Игнатьева, который, по его мнению, затягивал завершение следствия по «делу врачей». Зимой 1952 года правитель заявил главе МГБ, что если тот не выявит террористов и американских агентов среди врачей, «то окажется там же, где Абакумов». После очередного разговора в Кремле у Игнатьева случился тяжелый сердечный приступ, и он слег, отойдя на какое-то время от дел, что еще более оттянуло требуемый Сталиным громкий процесс. Новым начальником следственной части по особо важным делам в МГБ (вместо дискредитировавшего себя «выскочки» М. Д. Рюмина) стал первый заместитель министра госбезопасности С. А. Гоглидзе.
В воздухе вновь «запахло» массовыми репрессиями, но «второго издания 1937 года» советская элита допустить была не намерена. После победы в Великой Отечественной войне в партийном и государственном аппарате изменился психологический настрой не в пользу физически слабеющего Сталина, который не мог уже рассчитывать на безоговорочную «слепую» поддержку своих начинаний со стороны ключевых представителей государственного руководства.
К некоторой самостоятельности номенклатурную элиту приучил и неоднократный отход Сталина от дел в связи с систематическими старческими недомоганиями. Так, во второй половине 1950 года имело место 24-недельное «затворничество» Сталина — со 2 августа до 22 декабря, именно в этот период был «решен вопрос» с группой «ленинградцев» (расстреляны Н. А. Вознесенский, А. А. Кузнецов, П. С. Попков, М. И. Родионов). Через год Сталин вновь исчез почти на полгода из Кремля — с 9 августа 1951 по 12 февраля 1952 года. Кстати, именно в этот промежуток Игнатьева назначили министром хосбезопасности (возникает естественный вопрос: кто тогда принимал в Кремле решения?).
Еще до второго исчезновения Сталина «в неизвестном направлении» на 25 недель Политбюро ЦК приняло 16 февраля 1951 года весьма многозначительное решение (притом опросом, без проведения протокольного заседания): «Председательствование на заседаниях Президиума Совета министров СССР и Бюро Президиума Совета министров СССР возложить поочередно на заместителей председателя Совета министров СССР тт. Булганина, Берию и Маленкова, поручив им также рассмотрение и решение текущих вопросов. Постановления и распоряжения Совета министров СССР издавать за подписью председателя Совета министров СССР Сталина И. В.»
И еще два любопытных примера, свидетельствующие о том, что члены Политбюро все меньше боялись Сталина перед его кончиной. Проект Отчетного доклада ЦК XIX съезду, подготовленный Маленковым, предварительно читал Сталин и вычеркнул непонравившиеся полторы страницы текста, но эту «руководящую правку» Георгий Максимилианович попросту проигнорировал.
А после съезда, как свидетельствует Хрущев, опальные Микоян и Молотов продолжали без приглашения (!) приходить к Сталину, когда у того собиралась «четверка». По словам Никиты Сергеевича, они узнавали, что Сталин в Кремле, и приходили. Приезжали «провинившиеся» к вождю и на ближнюю дачу. Охрана их пропускала. И что Сталин? Он, если Хрущев не лукавит, попросил «четверку»: «Вы нас не сводите, не сводничайте!» В 1937-м разговор, несомненно, был бы иной.
При знакомстве с подобного рода свидетельствами невольно закрадывается мысль, что ослабший физически и морально Сталин все более утрачивал рычаги реального управления страной, и Советской державой в 1951-1953 годах руководил «квартет» (Маленков, Хрущев, Берия, Булганин). Поэтому вождь запоздал со своей попыткой изменить соотношение сил в руководстве страной, введя в состав Президиума и Секретариата ЦК «свежую кровь».
Хотя, подчеркнем, Сталин до последнего продолжал бороться за будущий курс державы и искал, на кого бы опереться. Примечательно, что он стал, по некоторым признакам, задумываться и о возращении из опалы маршала Жукова, известного ему своими волевыми качествами и жесткостью. Еще в июле 1951 года неожиданно для многих советских руководителей в «Правде» появилось информационное сообщение о том, что в составе правительственной делегации СССР на праздновании Дня возрождения Польши входил помимо первого заместителя председателя Совета министров СССР В. М. Молотова маршал Жуков (в то время командующий войсками второразрядного Уральского военного округа), и был опубликован текст выступления Георгия Константиновича в Варшаве. До этого же на упоминание имени Жукова было наложено табу.