Оставшись в одиночестве, Ржевуцкий недвижимо взирал на вид из окна, оглушенный убийственной вестью. Уставившись невидящими глазами на панораму Кремлевской набережной, он пытался овладеть потоком бушующих переживаний и мыслей. Наконец, стряхнув оцепенение, он взял себя в руки и написал записку супругу племянницы, звавшему его на охоту. «Благодарю за приглашение, приеду как условились», – гласил ответ пана Станислава. А сейчас ему не терпелось поговорить, неважно с кем и о чем, главное – не быть одному, и он спустился в гостиничный ресторан. Несколько рюмок водки под расстегаи со стерлядью и визигой не оказали желаемого эффекта, и, вспомнив молодость, он приказал принести коньяку с шампанским, чем вызвал невольный интерес у сидевшей за соседним столом пары.
– На бурого медведя задумали поохотиться, – косясь на принесенные официантом бутылки, заметил ему господин в очках.
– А это уж как получится, может и он на меня, – грустно усмехнувшись, парировал в тон вопросу Ржевуцкий, наливая коньяк в шампанское. – А вы сами, часом, не охотник? – спросил пан Станислав, пробуя полученную смесь.
– Какую охоту имеете в виду? – посчитал нужным сделать уточнение незнакомец.
– Самую обыкновенную. Меня, к примеру, на кабанью охоту пригласили, и я согласие сдуру дал, а вот сейчас полагаю, что напрасно. Ружьем-то не обзавелся, поскольку в Москве проездом, в здешней гостинице нумер нанял. Впору или отказываться, или ружье покупать.
– И когда желаете охотиться? – не отставал незнакомец, с интересом наблюдая, как пан Станислав смешивает второго «медведя» у себя в фужере.
– Да уж через день выезжать надобно.
– Коли, не шутя, охотиться собрались и у господина Кокорева остановились, ссужу вам ружьишко на пару деньков, – предложил незнакомец остолбеневшему поляку. – Как вы спросить изволили, сам я не гораздый охотник, но вот покойный батюшка мой таковым был, особливо утиную охоту жаловал, хотя и не одну ее лишь. Рыбалку также не забывал и толк в уженье знал, – мечтательно блеснули из-под очков глаза собеседника. – Записки, между прочим, на оный предмет оставил, отдельной книгой они вышли и четыре издания уже выдержали36
, а вот с охотничьими рассказами закавыка получилась. Цензурный комитет последующие издания труда батюшки запретил. Думаю, в память его вдругорядь в оный комитет обратиться, да все недосуг.– А повторить издание «Записок ружейного охотника»37
Сергея Тимофеевича давно назрело, Ваня, – вступила в разговор спутница незнакомца, должно быть жена, как подумал Ржевуцкий. – Каким сочным языком писаны оные записки! Даже Гоголь-покойник пожелал видеть героев второго тома своих «Мертвых душ» такими же живыми, как птицы, выведенные твоим батюшкой, а господин Тургенев не раз говаривал, что подобной книги, кою написал господин Аксаков, еще у нас не бывало. Да и мой отец, будучи посвященным в волшебные тайны стихосложения, не перестает восхищаться лиричной напевностью природных описаний и тончайшей поэзией настоящих записок.– Стало быть, я имею удовольствие говорить с господином Аксаковым, – отставив недопитого «медведя», изумился пан Станислав и поднялся со стула.
– К вашим услугам. Иван Сергеевич, а это жена моя, Анна Федоровна.
– Станислав Ржевуцкий, литератор, – смущенно отрекомендовался он, облобызав даме ручку.
Далее беседа потекла непринужденно и весело, но памятуя предостережение Скворцова, пан Станислав опустил факт сотрудничества с главредом «Русских ведомостей». Апофеозом неожиданного знакомства послужило появление в ресторане владельца гостиницы, купца первой гильдии Кокорева, который, завидев Аксакова с супругой, прямиком устремился к ним.
День окончился в личных апартаментах миллионера, пообещавшего все блага мира совершенно растерявшемуся от обрушивавшихся на его голову сюрпризов Ржевуцкого. Аксаковы к тому времени давно распрощались и отбыли домой, оставив пана Станислава «на съедение» вошедшего в раж от политических споров и обильных возлияний Кокорева, ни за что не хотевшего отпускать понравившегося ему поляка.
«Завтра пришлю вам такое ружьецо, коим уложите кабана с двухсот саженей и одним выстрелом, коли под лопатку прицелитесь», – набулькивая шампанское в массивный золотой лапоть и добавляя туда приправленного хреном квасу, похвалялся купец. Вежливо поблагодарив и не особо рассчитывая на памятливость ругавшего на чем свет стоит московские власти миллионщика, Ржевуцкий добрался до номера и в изнеможении рухнул в постель. О неутешительном вердикте Захарьина он позабыл напрочь и уснул как младенец.