Ви думает о доме в лесу, о мужчине, об их торопливом совокуплении. Чувствует возбуждающую пульсацию в запястьях и представляет возвращение к Алексу с памятью об этом трепете, о сегодняшнем секрете. Возможно, так даже лучше, что это у нее есть и останется с ней. Она была выше Алекса, по крайней мере в том, в чем женщина может превзойти мужчину. При деньгах и с положением в обществе. А потом он вывернул все наизнанку. Ему больше не нужно ее происхождение; он живет в их общем доме. Купленном на ее деньги; даже если она вернется, теперь она – психованная наркоманка и, возможно, лесбиянка. Но сделать из него рогоносца… это было бы что-то.
– Вам нужно возвращаться.
Филипп не знает, что Ви думает о том же. Как не знает, что, сказав об этом вслух, скомандовав, он получает результат, обратный желаемому. Ви чувствует, как в ней пробуждается твердость, спина становится прямой. «Почему я должна тебя слушаться?» Разумеется, она не говорит этого вслух. Он все-таки может ее вышвырнуть, не стоит его злить. Ви берет последнюю дольку яблока со стола, кладет в рот и начинает жевать. Нет, возвращаться нельзя. Она не подчинилась тогда и не сможет вернуться теперь. Но она хочет быть на это способной. Вот в чем проблема. Как будто сама Ви – ее суть, то, что отец и дед назвали бы «характером», будь она мужчиной, – жила не той жизнью, которая ей предназначена. Она всегда задавалась вопросами, была в ней двойственность, которая удерживала Ви от того, чтобы стать такой же примерной, как мама или Розмари: маленький секрет с Таблеткой, женская группа. И в то же время она не хотела неприятностей. Она хотела быть покорной (или, скорее, хотела хотеть быть покорной). Той ночью на женской вечеринке, помните? Она решила, что бросит женскую группу, что они страшненькие хиппи и с ними покончено, а она вернется на свое место, к своей женственной силе. Но потом, потом она не подчинилась. Не разделась. Вызвала серьезные неприятности. И вот результат.
Ви глотает остаток яблока, глядя не на Филиппа, а через стеклянную дверь во двор, где носятся и кидаются листьями мальчишки, почти в полной темноте. А где же девочка?
– Там холодает, – замечает Ви.
Филипп ставит на плиту кастрюлю.
– Мне нужно еще немного времени, – говорит Ви.
– Мы вам дали время.
– Нужно кое-что решить.
– Ваше присутствие мешает Розмари. – Филипп больше ничем не занят, смотрит на нее. – Она в положении. Дети. «И я», – читается в его глазах.
– Вы сказали ей о звонке?
– Пока нет.
Ви смотрит на Филиппа. Ее халат чуть приоткрылся, но она не запахивает его. Просто стоит и смотрит, как его взгляд падает ниже, зная, что делает, пусть и не специально. Проходит полминуты. Потом дверь распахивается, на кухню врываются крики и холодный воздух, дети срывают с голов шапки и бросают их, а Филипп велит всё убрать, и Ви выскальзывает из кухни. Когда она подходит к лестнице, халат на ней уже плотно запахнут. Но Розмари, присевшая на нижних ступеньках, чтобы снять обувь, замечает, что Ви в халате – оглядывает подругу с ног до головы, затем опускает взгляд на свои туфли. Ви могла бы все объяснить. Однако объяснения прозвучат как попытка оправдаться, а оправдания означали бы, что есть причина оправдываться. Поэтому Ви целует Розмари в макушку, говорит: «Добро пожаловать домой» – и идет наверх переодеваться.
Позже тем же вечером, когда дети спят, а Филипп в своем кабинете в дальней части дома, Ви и Розмари сидят на диване в гостиной. Ви пьет бурбон, а Роз-мари – вино. Доктор велел ей исключить крепкий алкоголь. И не курить.
– Почему?
Розмари пожимает плечами. Она сидит, поджав ноги, спрятанные под фланелевой ночной рубашкой, похожая одновременно на маленькую девочку и на женщину преклонных лет. Вид у нее очень усталый.
– Ты на обычный прием ходила?
– Кажется, да.
– Ты не знаешь?
– У меня немного подтекало.
– Как при месячных?
– Нет. Совсем немного. То есть, то нет, – повторяет Розмари, кажется, с долей нетерпения. Ви приходит в голову, что Филипп на кухне мог говорить именно об этом, и именно Розмари могла ему сказать, что присутствие Ви ей мешает. Думает ли Розмари про халат?
Потом Розмари делает большой глоток вина и говорит, показывая на пачку сигарет на кофейном столике: «Кури, если хочешь. Я не против. Мне запах нравится», – и Ви расслабляется.
Ногой в носке она пододвигает пачку ближе.
– Переживаешь? – спрашивает у Розмари.
– Нет особого смысла переживать. Врач сказал, что поможет постельный режим. Но я лежать не собираюсь.
– Скажешь Филиппу?
– О чем?
– Что сказал врач.
– Нет.
Ви прикуривает.
– Интимные отношения тоже нельзя, – продолжает Розмари. – Придется все же сказать. Хотя у нас и так месяц ничего не было. Может, и не стоит говорить.
Ви кивает. Она ждет. Сегодня определенно неподходящий вечер, чтобы рассказывать про лесоруба, а вот Розмари могла бы рассказать Ви о своей замужней жизни. И, может быть, завтра или послезавтра Ви ей тоже все выложит.