Ви в жизни не спала с мужчиной, с родными которого не была знакома. Она вообще спала только с Алексом и двумя молодыми людьми до него. Вдруг он болен или убийца? Но Ви ведет его в дом. От него не пахнет трубочным дымом, запаха нет и в доме. Не приснился ли ей этот запах и все остальное тоже? Может быть, у нее галлюцинации, и ей привиделся этот лесоруб в глуши и руки у него на шее – разве это может быть на самом деле? В галлюцинациях ей бы привиделся матрас на полу, а в доме есть кровать – простая, из того же дерева, что и сам дом. В ее галлюцинациях близость была бы поспешной, с его расстегнутым ремнем и ее задранной юбкой, однако Ви абсолютно голая. Глаза открыты, он смотрит на нее, но видит ли? Она же едва видит его. Видит, как Алекс толкает ее на пол, видит на потолке жену Чемоданника, потом как Алекс лезет той под юбку и запихивает в нее руку целиком, чувствует ее внутри, и образ жены Чемоданника растворяется в самой Ви, их спины ударяются об пол с ужасным звуком… или это стук ее палки по стволам деревьев? Стук. Она бьет его в грудь ладонями. Чувствует прилив сил. Потом видит поводок, висящий на ручке двери, совсем рядом, и слышит собственный тоненький голос: «А как же собака?» Мужчина смеется, кончает, и Ви снова охватывает страх. Она больше не чувствует ничего, кроме страха, яркого, ослепляющего, пока мужчина не сползает с нее. Ви снова в ванной, под водой, слышит голос Алекса. Ищет свою одежду. Где же палка? Где она бросила палку? Ви решает, что еще раз откажется от поездки на машине, даже если он будет настаивать. Нужно закурить. И пройтись.
Но он не предлагает подвезти ее, потому что Ви открывает дверь и видит снаружи собаку – язык высунут, виляет хвостом и ждет, когда ее впустят.
– Хорошая девочка, – говорит мужчина, наклоняясь, чтобы обнять собаку, а Ви бросается бежать.
Она возвращается в пустой дом. Розмари уехала забирать старших детей из школы, и Ви идет прямиком в душ. Услышав детские голоса, она не одевается, просто накидывает халат и спускается вниз. Теперь она готова к разговору. Что-то в ней освободилось, пора все рассказать Розмари: что сейчас произошло, и обо всем остальном, и о том, как страшно ей не знать, что будет дальше.
– Ой.
Детей из школы привезла не Розмари. Возле кухонного стола стоит Филипп и режет яблоко. Он произносит, не взглянув на Ви: «Она у врача». Ви, запахнув халат глубже, разворачивается, чтобы уйти.
– Где вы были? – спрашивает Филипп в своей странной прямолинейной манере, голос не злой и не добрый.
– Гуляла.
– Нам надо поговорить.
– Я переоденусь.
– Это недолго. Дети!
Дети прибегают быстро, чего не бывает, когда их зовет Розмари, и Филипп, раздавая им яблочные дольки, говорит:
– Идите на улицу.
Они смотрят на отца, потом на Ви и выходят. Только девочка задерживается ненадолго, поглядывая на Ви сквозь кудрявую челку, потом кладет в рот дольку яблока и выбегает через раздвижную дверь вслед за братьями. Четыре часа дня, и уже сумерки. Филипп предлагает Ви дольку яблока. Она отказывается. Хоть бы он отпустил ее до того, как вернется Розмари. Другая женщина в одном халате наедине с мужем – зрелище, не подходящее для любой женщины, тем более беременной.
Филипп не спеша моет нож и разделочную доску, затем вытирает насухо. Ви в жизни не видела, чтобы Алекс что-нибудь мыл, и хотя ей не терпится начать разговор, это зрелище завораживает. Он перекидывает полотенце через плечо, и Ви невольно так поражена, будто Филипп сейчас станцевал. Он расставляет все по местам, повернувшись к Ви спиной, открывает холодильник и говорит:
– Вам нужно ехать домой.
– Простите?
– Пора. Мне сегодня звонили, на работу.
– Кто? – Ви думает, что ее все же выследили репортеры, и не понимает, зачем им это – неужели газетам вроде «Инквайрер» нечего печатать?
– Ваш муж.
Ви ждет.
– Хочет, чтобы вы вернулись.
Ви опирается о стойку. Внезапно ее охватывает облегчение.
– Он просил передать вам, что его глава администрации… Харольд? Хамберт?.. требует вам не звонить. Считает, что вам еще рано возвращаться, так ваш муж покажется слабым. Что за люди. – Филипп качает головой. – Что вы за люди…
Ви могла бы оскорбиться, однако сосредоточивается на собственном облегчении. «Почему нет? – говорит она себе. – Почему бы не вернуться домой? Не забыть о случившемся, как нужно было сделать с самого начала, не пойти навстречу мужу и не вести привычную жизнь?» Разденься она тогда, и ничего ужасного бы не произошло. Она бы все еще была замужем. Не запуталась бы так сильно. Может, все ждали, что она разденется, потому что в этом нет ничего такого?