Утес – 5000

Глава 1. Domini balconi

В первые летние дни Кузьму стал будить далёкий поезд, ходящий по краю города. Он курсировал в необжитой стороне за автобусным парком по регулярной надобности ещё с давних времён. Но теперь в микрорайоне совсем не осталось бодрых людей, способных по утрам своей громкой жизнью заслонить от Кузьмы далёкий железнодорожный звук, поэтому факт движения длинного механизма беспрепятственно долетал до его спящей головы через мембраны оконных стёкол и вместе с косыми лучами восходящего солнца прогонял из неё остатки ночных переживаний.

Кузьма не чувствовал от такой принудительной побудки большого неудовольствия. Напротив, это был тот самый трудовой перестук, что давным-давно в такие же летние дни будил его, когда он существовал на этой жилплощади младшим школьником при взрослых родителях. Просыпаясь в ту пору по привычке раньше старших, первым делом он слышал в утренней советской тиши этот невидимый неостановимый поезд, а только потом сознавал, что за закрытыми глазами его ждут лето, каникулы, велик и никакой домашки. Простое счастье ребёнка сразу и целиком загоралось в нём на всё оставшееся время дня. Он вскакивал с кровати и бежал в другую комнату на балкон, чтобы воочию убедиться в наличности всех нужных вещей мира и тем самым получить надёжное доказательство происходящего удовольствия.

Вот и теперь по утрам, ещё не открыв глаз, какое-то малое время Кузьме случалось опять забыться бесхитростной детской душой, не пачкаясь той тяжёлой маятой о будущной грусти, что поджидает из беспамятства сна любую пожившую личность.

В это утро, чуть заслышав металлическое эхо путейского хода, Кузьме снова удалось временно ухватить в голове память о счастливом летнем ребёнке, которым он когда-то был. С лёгким сердцем Кузьма встал с кровати, прошёл в зал и вышел на балкон. Тёплая пора природы ждала его там в полном присутствии, тем самым продлевая приятную фантазию детской простоты окружающей жизни.

Кузьма сладко потянулся, глубоко вдохнул ноздрями, зевнул и сказал:

– Здравствуй, Господи.

Стоящий к нему спиной Бог ничего не ответил.

Однако Кузьма вполне сознавал, что мог просто-напросто не услышать ответных слов Всевышнего, потому как тот был весьма громаден. По большому счёту, с балкона пятого этажа Кузьма мог обозревать перед собой только часть его продолговато нависающей пятки. Гигантская ступня Господа раздавила половину дома №27 впереди через двор, весь дом №25, детский садик и далее сотни других строений, пешеходно знакомых Кузьме в силу долгого проживания в этом районе Хабаровска, называемом Южаха. По его подсчётам, пальцы ног Бога находились где-то впритык к берегу Амура километра за три-четыре отсюда. А если задрать голову, то в исчезающей дали можно было угадать часть божественной безволосой голени.

В силу такой габаритной высоты погодные ветры вполне могли унести слова Бога в непредназначенное место, помешав им спуститься к вежливому горожанину всевышним ответом. Но Кузьму такой расклад отнюдь не огорчал. Он знал, что Бог о нём в курсах.

– Здаров, Степаныч, – проговорили снизу.

Перед подъездом на тротуаре стоял с метлой бывший начальник ТСЖ, которого все в округе звали Чумикан. Он действительно приехал в Хабаровск из охотского Чумикана в середине девяностых и по правилу деревенского происхождения взялся за грязную работу в местной жилконторе. Благодаря несознаваемому трудолюбию и врождённой жестокости северянина, за двадцать лет трудоустроенной активности он смог пробился в начальники и на несколько лет обрёл чувство собственного достоинства и ворованную роскошь. Но потом, когда Бог наступил на город, вокруг трескался асфальт, рвались энергопровода и лопались теплоцентрали, разнося износ и погибель основным фондам, он вдруг обратно вспомнил, что по факту жизни всегда был ничтожество и клоп. И что совсем никто не печалится в этот миг о его скором списании из живых. От такой собственной напрасности он устыдился амбиций прошлой жизни, взял метлу и стал сгонять сор с того места, где его застала божественная катастрофа, перестав считать себя за важный кадр.

Тогда в момент прозрения одет Чумикан был в чёрный с отливом Armani tailored, особо сшитый на его неясную коренастую фигуру. За все странные недели пока Бог стоял на районе, и Чумикан гонял вокруг его пятки дорожный мусор, итальянский заказной костюм совсем не запачкался и даже не сделался пыльным. Это «чудо незапятнанности» служило бывшему начальнику лишним подтверждением правильности выбранного покаяния и яснее поддерживало в нём сознание собственной необязательности для правильного мира.

Кузьма с досадой глянул сверху на одетого «с иголочки» Чумикана и, ничего не ответив, зашёл обратно в квартиру. Наваждение детства стремительно рассеялось из-за бесцеремонного обращения к нему взрослым образом асфальтного дворника. «Тоже мне, Степаныч…», – проворчал Кузьма и пошёл на кухню пить какой-нибудь горячий напиток.

*