Утешение в дороге

Легким ветерком я проношусь вдоль ряда машин, подмигивая любопытным чайкам, чтобы никто не догадался, что мне позарез нужно попасть на борт. Мне все равно, поймают меня или нет. Я – сама Мисс Пофигистка. Именно такие типы наиболее опасны. Лучшие грабители банков – те, кто, не раздумывая, стреляет в кассиров и плюет на всех, даже на себя. Вот и я была такая же в то утро, в ярком свете у воды. Нахальная Солас. Холли Крепкий Орешек. Трим-Неприятность – ничто по сравнению со мной.

Парик шептал мне на ухо: «Иди, Холл. Ты справишься».

И, когда я увидела синий внедорожник с широко открытыми дверями и могитов-недотеп, как будто судьба окликнула меня по имени. В мгновение ока я оказалась внутри, под кучей пальто. И могиты вернулись, но не увидели меня сзади. Они были слишком увлечены спорами о форс-ма-жоре. Даже когда с головы слетел парик, удача не отвернулась от меня, и контролер не заметил ничего подозрительного. А потом загрохотали колеса по трапу, зазвучали голоса, колокола, захлопали двери, и, хотя я пряталась под грудой пальто, все равно чувствовала, как низко нависают трубы и где-то глубоко в недрах корабля вращается двигатель, врррвррррврррр. Могиты вышли из машины, и я услышала самый жуткий звук.

КРАААКРУУУК.

Они заперли меня внутри. Все двери закрылись одновременно. И будто стальные пальцы сомкнулись на моей шее, отрезая воздух. Вскоре паром дернулся, и мы отчалили. Поплыли в дурной сон, подобный кошмару. Белые разделительные линии разлетелись во все стороны, дорожная пыль ударила в глаза, и путешествие пошло само по себе, так что начало встретилось с концом, а долгая дорога между ними выпала из реальности, исчезая, как и предупреждал Майко. И теперь, когда отвалился парик, я снова стала простушкой Холли Хоган, запертой в чреве ада, как назвала это место миссис Могит.

Загнанная в ловушку. Взаперти. Под водой.

Я барабанила в окно, но никто не пришел.

Выпустите.

Меня.

Отсюда.

Я снова вернулась в камеру, где меня заперли в первый раз. Я стучала в дверь, но никто не приходил. «Плачь, сколько хочешь, солнышко. Дверь будет закрыта до утра». Я сорвала одеяло, перевернула кровать вверх дном, легла на пол, пинала ногой стену и кричала так, что лопался череп. И тогда начали открываться ящики памяти, куда я не заглядывала годами, и я снова захлопывала их, но обрывки воспоминаний все равно просыпались, то от голоса, то от крика. Это была самая невезучая ночь в моей жизни. Мне было так страшно, что я рвала на себе волосы. «Пожалуйста. Выпустите меня отсюда».

Врррвррррврррр. Как зверь, рычащий во сне.

Я перестала колотить. Выбившись из сил, я прижалась щекой к стеклу и смотрела в тусклое освещенное чрево, набитое машинами, бампер к бамперу, сплошь пустые окна и унылые цвета. Я легла на спину и уставилась на зеленовато-кремовые крапинки на потолке, и в голове открылась большая пустая дыра. Туда ворвалась тьма.

«Мамочка. Куда же ты ушла, мамуля? Почему ты меня бросила?»

Корабль качнуло. И все ящики вдруг разом выскользнули из тяжелых коричневых сундуков, извергая содержимое к моим ногам. И я не могла их остановить. Я не хотела смотреть, но было слишком поздно, и мне пришлось смотреть. Они были там. Три маленькие танцующие фигурки – мама, Дэнни и маленькая Холли Хоган. Мы были заперты вместе в высотном доме, в этом мгновении, заперты навсегда, как насекомое в смоле янтарного кольца.

43. Дом в небесах

«Сладкие мечты сделаны из…» – напевает женский голос из стереодинамиков. Мама смеется, прижимая утюг к красной вышитой блузке. Дэнни тоже смеется, а я смотрю на них и недоумеваю, почему они надо мной подшучивают.

– Черт, Бридж, – гогочет Дэнни. – Отпад.

– Отойди, Холл, – говорит мама, размахивая утюгом. – Пока я не прижгла тебе лицо. Вали отсюда.

Я тащусь в ванную, держа в руке смятый тюбик зубной пасты. Я закусываю губу. Жду. Все тихо.

И вдруг.

– Дай мне эти чертовы деньги, Бридж. Дай сюда.

Дэнни беснуется. Звенят нож и вилка, грохочет тарелка. Я не хочу двигаться, но мама без меня не справится. Ноги сами ведут меня обратно в гостиную. Тарелка лежит лицом вверх на полу. Застывший на ней яичный желток как будто пластмассовый. Гладильная доска валяется на боку, задрав железные ноги. «Кто я такая, чтобы не соглашаться?» – звучит песня.

– Сучьи деньги, – ругается Дэнни. – Я знаю, что они где-то спрятаны.

Он говорит о деньгах, которые мы с мамой копим на поездку в Ирландию. Иногда мама прячет их в банку с хлопьями для завтрака. Или в кастрюлю в буфете. Или в своих высоких кожаных сапогах.

– У меня ничего не осталось, – огрызается она.

– Лгунья.

Теперь Дэнни прижимает ее к стене, держит за плечи.

– Отпусти маму! – кричу я.

Мама извивается и брыкается. У нее в руке раскаленный утюг, и она опускает его на плечо Дэнни. Тот взвывает.

– Сам ты лгун, – кричит она.