Утешители

– Вовсе мне не одиноко. Я не буду передавать юному Лоуренсу такое идиотское сообщение. Если у вас к нему претензии, будьте добры, напишите сэру Эдвину. В настоящее время моего внука нельзя беспокоить.

– Речь идет о клевете. В моем положении очень важно, какая у меня в миру репутация.

– Вы завладели письмом юного Лоуренса к мисс Каролине, – произнесла Луиза голосом, который у нее подчас появлялся, когда она выигрывала в рамми, угадав карты противников.

– Вы и вправду должны помнить, сколько вам лет, – сказала миссис Хогг. – Не следует вести себя, как младенец.

– Я не позволю вам жить со мной, – сказала Луиза.

– Вам нужна компаньонка.

– Я не слабоумная и, надеюсь, никогда не стану ей в такой степени, чтобы выбрать вас в компаньонки.

– Зачем вы храните бриллианты в хлебе?

Луиза не вздрогнула и даже не замялась. Больше того, ее сразу озарило: найти тайник – как это похоже на Лоуренса!

– Не отпираюсь, такая у меня привычка.

– Вы предаетесь греху.

– Преступлению, – возразила Луиза. – Слово «грех» тут едва ли подходит…

Миссис Хогг встала, не сводя безресничных глаз со смуглых рук на коричневой ткани. Неужели эта женщина и вправду выжила из ума?

– Подождите. Сядьте, – сказала Луиза. – Я хочу рассказать вам все о моем преступлении.

Она посмотрела широко открытыми глазами на миссис Хогг, снизу вверх. Их умоляющий взгляд был вполне убедителен.

Ободренная таким образом, миссис Хогг произнесла:

– Вы должны поговорить со священником.

Тем не менее она села, чтобы послушать Луизину исповедь.

– Я занимаюсь контрабандой, – сказала Луиза. – Не стану вдаваться в детали – память у меня уже не та, но у меня своя банда. Что вы на это скажете, милейшая Джорджина?

Луиза покосилась на миссис Хогг и сделала губы уточкой, словно целовала ветерок. Миссис Хогг застыла. Уж не пьяна ли она? Но в конце-то концов на семьдесят девятом году жизни…

– Банда? – наконец переспросила миссис Хогг.

– Банда. Нас четверо. Я главная, трое других – мужчины. Они тайно ввозят бриллианты из-за границы.

– В хлебных буханках?

– Не стану вдаваться в подробности. Я же сбываю камни в Лондоне через моих агентов.

– Ваша дочь про это не знает, – заявила миссис Хогг. – Если все это правда.

– Вы, разумеется, уже побывали у леди Мандерс? И рассказали, что сказано в украденном вами письме?

– Леди Мандерс очень за вас тревожится.

– Ну еще бы. Я это исправлю. А сейчас я назову вам участников моих контрабандных операций. Если вы все будете знать, то, уверена, впредь не станете беспокоить мою дочь.

– Можете на меня положиться, – заявила миссис Хогг.

– Не сомневаюсь. Итак, первый – некто мистер Уэбстер, местный пекарь. Замечательный человек, но сам он за границу не ездит. Про его роль в операциях я лучше умолчу. Затем пара, отец и сын, грустная история: мальчик – инвалид, но заграничные поездки приносят ему много пользы, да и отцу тоже. У них фамилия Хогарт. Отца зовут Мервин, а сына – Эндрю. Такая вот у меня банда.

После этих слов Джорджина Хогг разом сникла. Отвратительная меховая пелерина сползла у нее с плеча.

– Мервин и Эндрю! – произнесла она сдавленным голосом.

– Совершенно верно. Сами они именуют себя Хогартами.

– Вы порочны, – заявила миссис Хогг.

– Письмо вам теперь не понадобится, – сказала Луиза, – но все равно можете его оставить себе.

Миссис Хогг собрала меховую пелерину на своей необъятной груди и произнесла, не шевеля верхней губой – манера, неизменно поражавшая Луизу своей необычностью:

– Вы порочная женщина. Преступная порочная старуха, злобная старуха.

С этими словами она поспешно ушла. Луиза взобралась на чердак, откуда открывался вид на скрытую в лощине железнодорожную станцию, и в старый отцовский бинокль разглядела зловещую желтую осу – миссис Хогг, которая наконец поднялась на платформу.

Спустившись вниз, Луиза сказала уборщице:

– Эта моя недавняя гостья.

– Да, миссис Джепп?

– Захотела перебраться сюда и приглядывать за мной, а то я дряхлею.

– Гули-гули, совсем чокнулась.

Луиза вытянула ящик кухонного шкафчика, достала оттуда сложенную белую скатерть и аккуратно расстелила на краю стола у окна. Затем извлекла тонкую писчую бумагу и авторучку и написала послание из шести строчек. Сложила листок и положила на шкафчик, а белую скатерть вернула на место. Убрала авторучку и писчую бумагу, взяла листок и вышла в сад. Села на скамейку и в безмолвии мягкого ноябрьского денька несколько раз тихо повторила:

– Гули, гу-ули!

Вскоре из высокой голубятни выпорхнул голубь и сел на скамейку рядом с Луизой. Она скатала записку в крохотный свиток, засунула за ленточку на лапке серебристой птицы, погладила ей клюв смуглыми пальцами и отпустила. Голубь взмыл в небо и повернул в сторону Лэдл-Сэндса.