Лоуренс целый день провел в своем маленьком быстроходном автомобиле, затолкав длинные ноги под панель управления. Нужно было объехать и осмотреть знакомые места и побережье, нужно было повидаться с приятелями таких же «корней» и воспитания, что и он, из тех, кого он иной раз привозил с собой, чтобы похвастаться своей забавной очаровательной бабушкой. В этот день Луиза Джепп переделала много дел. Покормила голубей и отдохнула. С довольно сосредоточенным видом она извлекла на свет буханку белого хлеба, срезала корку с одного конца, осмотрела срез, отрезала ломтик, опять осмотрела. После второго ломтя взялась за другой конец буханки – срезала корку и принялась нарезать ломти, каждый раз внимательно изучая срез. На третьем ломте она улыбнулась тому, что увидела, и, приложив отрезанные ломти к буханке, вернула ее, откуда взяла – в жестянку с надписью «ХЛЕБ».
В девять вечера вернулся Лоуренс. Гостиная в доме выходила окнами на деревню и имела форму вытянутого прямоугольника. Там он и застал бабушку и ее гостей – троих мужчин. После партии в рамми все подкреплялись Луизиными закусками, устроившись по одному у каждой стены. Один гость был в инвалидном кресле – молодой человек, на вид не старше двадцати четырех.
– Мистер Хогарт – мой внук; мой внук – мистер Уэбстер; а это мистер Хогарт-
– Слыхал вас в прошлую субботу, – подал голос самый старый из гостей, мистер Уэбстер, почти ровесник Луизы.
– Я видел вас нынче утром, – сказал Лоуренс. Мистер Уэбстер удивленно поднял брови. – С хлебным фургончиком, – добавил Лоуренс.
– Лоуренс очень наблюдательный, у него работа такая, – сказала Луиза.
Лоуренс, слегка захмелевший после нескольких порций спиртного, выдал положенную банальность:
– Я сразу запоминаю лица, – и обратился к Хогарту старшему: – Я, например, уверен, что где-то уже видел ваше лицо. – Но тут уверенность его покинула: – Вы, по крайней мере, напоминаете кого-то, с кем я встречался, только вот не вспомню, кого именно.
Хогарт-старший бросил на Луизу беспомощный взгляд, а его сын, парень в инвалидном кресле, произнес:
– Он напоминает меня. Вы со мной раньше встречались?
Лоуренс пригляделся к нему и ответил:
– Нет, не встречался. Ни с вами, ни с кем на вас похожим.
Тут до Лоуренса дошло, что он ляпнул не то, – ведь молодой человек был инвалидом, – и его понесло:
– Может, я скоро подамся в сыск. Для меня это будет в самый раз.
– Ну нет, Лоуренс, сыщика из тебя никогда не выйдет, – серьезным тоном возразила Луиза.
– Почему это?
– Чтобы стать сыщиком, нужно коварство. Все следователи жутко хитрые, частные сыщики ни перед чем не остановятся. А в тебе нет ни капли хитрости и коварства.
– Я подмечаю невероятные вещи, – похвастался Лоуренс, откинув голову с каштановой шевелюрой на спинку дивана. – Те, что считаются надежно скрытыми. Страшная штука, верно?
Лоуренс чувствовал, что он им не нравится, вызывает у них подозрения. Он занервничал и теперь, похоже, все время говорил невпопад. Он продолжал распространяться, какая прекрасная получится из него ищейка, и, похоже, не нравился им все больше. Но пока его несло, он внимательно наблюдал за ними – как и положено сыщику.
Их присутствие у бабушки было странным и удивительным и уже по этой причине не удивило его. Луиза разливает чай. Молодого Хогарта она называет Эндрю, его отца – Мервином, а Уэбстера – мистером Уэбстером.
В мистере Уэбстере с его сединой, седыми усами и темной морской курткой трудно опознать утреннего посетителя – торговца хлебом в песочного цвета комбинезоне. Лоуренс был доволен собой: он установил личность мистера Уэбстера, чей возраст приближался к семидесяти пяти и который, судя по произношению, был родом из Суссекса. На нем были коричневые замшевые туфли десятого, по оценке Лоуренса, размера.
Мервин Хогарт был тощий и низкорослый. Кожа и волосы у него были песочно-линялого цвета. Луиза намазала ему маслом кусочек черного хлеба.
– Мервину нужно есть часто и понемногу, у него болезнь желудка, – объяснила Луиза.
Речь Хогарта-старшего выдает в нем искушенного столичного жителя, одному Богу ведомо, что он делает у Луизы и откуда знает ее настолько хорошо, что она обращается к нему по имени и в курсе его желудочных недомоганий. Но Лоуренс не стал ломать голову над этими вопросами. Он отметил, что Хогарт-старший носит мешковатые фланелевые брюки и старый пиджак из рыжего твида и производит впечатление человека, который может себе позволить небрежность в одежде. Его сын Эндрю с пухлыми алыми губами имел коренастую фигуру и крупное лицо и носил очки. У него были парализованы ноги.
– Хорошо поездил, милый? – спросила Луиза Лоуренса, и Эндрю ему подмигнул.