Утешители

Лоуренс не стал на нее давить. Он принял ее решение с недавно появившимся необычным страхом: не следует слишком приближаться к Каролине, чтобы не спровоцировать перебранки. Именно в тот раз он, подавив разочарование, спросил ее по-дружески: «Как продвигается твоя книга?» – и она, занятая совсем другими мыслями, ответила: «Думаю, близится к концу».

– Вот как? А ты совсем недавно говорила, что тебе еще писать и писать.

Она мгновенно осознала свою ошибку, как и Лоуренс. У него сделался довольно беспомощный вид, словно он вконец запутался. Ей было невыносимо выступать в роли духовного тирана и ужасно хотелось освободить его от необъяснимых и столь близких ей, но столь чуждых ему мыслей.

– Я, понятно, предвкушаю конец работы над книгой, – сказала она, – чтобы, так сказать, свалить эту гору с плеч.

– Я-то, конечно, имел в виду, – с раздражением произнес Лоуренс, – книгу, которую ты пишешь, а не книгу, в которой, по-твоему, ты выступаешь действующим лицом.

– Я знаю, что ты имел в виду именно это, – смиренно согласилась она. И чтобы развеять неприятную атмосферу, мило улыбнулась ему и сказала: – Помнишь то место у Пруста, где он пишет о двусмысленном употреблении слова «книга» и замечает…

– К черту Пруста, – сказал Лоуренс.

– Послушай, – сказала она, – я не лезу в твои фантастические дела. И ты не лезь в мои. И еще, – продолжала она, – нам не о чем говорить нынче вечером. Я иду домой. Пешком.

Они ужинали в маленьком ресторанчике в пяти минутах ходьбы от квартиры Каролины, поэтому ее «пешком» прозвучало не так сурово, как она хотела, и позабавило Лоуренса.

– Последнее время мне стало трудно тебя понимать, – сказал он и добавил, чтобы ее успокоить: – Почему ты сказала, что книга близится к концу?

Каролине не хотелось отвечать, но его искренность не оставила ей выбора.

– Потому что происходящее вокруг нас имеет свои последствия. Особенно новость о знакомом твоей бабушки.

– О ком именно? – спросил Лоуренс.

– Как, ты ничего не знаешь? Хелена в крайнем возбуждении позвонила мне нынче утром, и, насколько я понимаю, это весьма удивительный…

– О ком именно?

– Об одном из тех, кого ты совершенно напрасно подозреваешь. Об Эндрю Хогарте. Судя по всему, он парализован, и отец возил его в небольшой храм Девы Марии во французских Альпах. Так вот, вчера они возвратились, и Эндрю начал шевелить парализованной конечностью. Хелена говорит – это чудо. Про чудо я ничего не знаю, но мне представляется, что этот случай завершает сюжет и приводит книгу к концу. Я не стану жалеть.

– Но они с января не выезжали за границу. И не собираются до середины марта, по крайней мере, я так понимаю. У меня есть причины считать, что Хогарты занимаются контрабандой бриллиантов, разве ты не понимаешь?

– Спроси у своей матери, – сказала Каролина. – Ей все об этом известно. Ее переполняют разные сведения.

– Теперь я не вижу большого смысла ехать в марте в Лозанну, – сказал Лоуренс.

«Бесподобная… Пас назад – грязная игра и свисток судьи… выглянуло солнце, все смотрится бесподобно, красная форма оркестра… это ощущение напряженности… и снова уже во втором тайме… первый драматический… бесподобная… с углового – гол в ворота “Манчестер Сити”… изумительный, бесподобный…»

Луиза Джепп сидела у приемника, завороженная гипнотическим звучанием голоса Лоуренса.

В тот же день, но много позже сам Лоуренс остановил свой новый автомобиль у коттеджа с громким визгом тормозов. Расположившись на стуле у плиты с откупоренной бутылкой пива, он спросил:

– Это правда – о молодом Хогарте?

– Он проходит курс психотерапевтического лечения, – ответила она, верно произнося трудное слово, поскольку если уж обращалась к таким словам, то употребляла и выговаривала их совершенно правильно.

– И он действительно начал двигать ногами?

– Да, шевелить – сказать «ходит» было бы преждевременно.

– Раньше ноги у него были полностью парализованы.

– О да. Поездки за границу пошли ему на пользу. Я знала, что пойдут.

– Полагаю, – сказал Лоуренс, – Хогарты отменили отдых в Лозанне?

– Ну да. И не нужно им разъезжать в марте, когда очень холодно. Дома куда как лучше. И Эндрю получает лечение.

– Наверное, – сказал Лоуренс, – они снова куда-нибудь отправятся в начале лета?

– Но не за границу, – ответила старая дама. – Кажется, в Сомерсет или Корнуолл, если парень потянет.

– Полагаю, бабушка, это означает, что ваше предприятие приказало долго жить?

– Ну еще бы, золотко, я подумала, когда слушала тебя сегодня по приемнику, – как мне хотелось, золотко, для твоего же блага, чтобы ты поймал нас с поличным. Должно быть, это тебя огорчило, милый. Но не переживай, у каждого из нас свои разочарования, а ты был очень мил по приемнику, ты был бесподобен.

– У меня были все ключи, бабушка, требовалось только время. Если б не катастрофа, я, бабушка, заполучил бы вас еще прошлой осенью.

– Ну, хватит переживать.

– Но тебе грозит опасность. На твой след вышел наш общий знакомый. Я случайно узнал об этом от Каролины. Его фамилия Сток, Уилли Сток, фальшивый Барон…

– Нет, он самый что ни на есть настоящий Барон.

– Значит, ты знаешь Барона Стока?

– Я с ним знакома.