Утешители

– И в принципе вы правы. С точки зрения темных сил, это было невыразительное представление. Для поистине успешной черной мессы требуется служитель, из церковного сана изверженный, а в наше время оскудения веры такие большая редкость. Но меня интересует именно Хогг. Образно выражаясь, на темной стороне своей жизни он берет фамилию Хогг, а на светлой – Хогарт. Я сейчас работаю над монографией о психологии сатанизма и черной магии. И мои осведомители сообщают, что Хогарт недавно расколдовал сына, молодого человека двадцати с небольшим, который с детства страдал параличом нижних конечностей вследствие наложенного на него заклятия. Это доказывает, что магические способности Хогарта служат не только и исключительно злу, но…

– Скажите, – спросила Каролина, – вы хоть раз разговаривали с Мервином Хогартом?

– Лично – ни разу. Но вскоре поговорю. С ним мне устроят частную встречу. А неофициально, думаю, он уже бывал в моей лавке в образе женщины.

– Я уверена, Уилли, – сказала Каролина, – что вы до сих пор не оправились от эмоциональных последствий ухода Элеоноры. Я уверена, Уилли, что вам следовало бы проконсультироваться у психиатра.

– Если б вы говорили правду, – сказал он, – то с вашей стороны говорить ее было бы чудовищно нетактично. Но поскольку это неправда, я делаю скидку на ваше собственное психическое расстройство.

– Значит, весь мир – это сумасшедший дом? А мы все – вежливые маньяки и осмотрительно делаем скидки на чужое помешательство?

– Большей частью, – согласился Барон.

– Я не согласна с вашим утверждением, – сказала Каролина.

– Это проявление нетерпимости.

– Это единственная альтернатива его доказательству, – сказала Каролина.

– Я и в самом деле не понимаю, – произнес Барон, – почему продолжаю откровенничать с вами.

В разное время Барон описывал Каролине, как шаг за шагом пришел к заключению, что Мервин Хогарт – сатанист и колдун. Первый намек он получил от Элеоноры.

– Она мне сказала, что до нее он состоял в своего рода браке с ведьмой. Элеонора ее видела: отвратительная женщина. Вообще-то Элеонора и ушла от Хогарта, когда та зачастила к нему в Лэдл-Сэндс.

– Я бы не стала придавать большое значение словам Элеоноры, – заметила в ответ Каролина, едва удержавшись от того, чтобы сообщить ему, что Элеоноре еще в колледже нравилось посылать самой себе любовные письма. Удержалась же она лишь потому, что не очень верила в правдивость этой информации.

– Мой дальнейший опыт подтвердил ее утверждения. Дальнейшие мои расследования доказали, что Хогарт – главный сатанист Великобритании. Человек должен говорить, опираясь на собственный опыт и открытия. В этом отношении вы, Каролина, не составляете исключения. Ваш своеобразный опыт в меньшей степени поддается объяснению, нежели мой: у меня имеются доказательства – разбитые гипсовые статуэтки, общеизвестная практика сатанизма, черный пес. Если б вы только вникли в предмет чуть основательнее, вы бы увидели, что я прав.

Таким путем он пытался заручиться пониманием со стороны Каролины и все больше напоминал ей требовательного кредитора. «А все потому, – сказала она себе, – что я прошлой осенью обратилась к нему с моей бедой. Он разыграл тогда старого друга и теперь хочет того же от меня, но я на это неспособна».

И она сказала:

– Вы просите меня поверить в невозможное; ваши утверждения либо соответствуют правде, либо нет; я сомневаюсь и не могу их принять. Но мой собственный опыт не требует, чтобы кто-то в него поверил. Можете называть мой опыт заблуждением, мне это безразлично. Я всего лишь фиксирую мои открытия.

Каролина последнее время размышляла о Лоуренсе и его нелепом убеждении, будто его бабушка несколько лет возглавляла шайку, контрабандой провозившую бриллианты. Думала она и о Бароне с его нелепой верой в магические способности Мервина Хогарта. Барон начинал обнаруживать нездоровое сходство с Элеонорой. Она думала об Элеоноре с ее привычкой походя разбрасывать безответственные и бездоказательные обвинения. Каролина обнаружила, что подлинные факты повсюду затушевываются. Она сознавала, что книга, в которой она действует, все еще пишется. Теперь она обдумывала сюжет про себя, отмечая факты по мере их накопления. В ее распоряжении уже имелись записи голосов, и записи эти она изучала очень внимательно. Ощущение того, что ее вписывают в роман, было тягостным. Она оставалась в неведении о постоянном своем влиянии на развитие сюжета и мечтала, чтобы роман поскорее закончился, понимая, что ей самой повествование станет внятным лишь после того, как она наконец окажется за его рамками, одновременно будучи в нем реализованной.

В конце концов она заявила Барону, что черная магия ей просто неинтересна, и попросила впредь не поднимать эту тему.

– Она действует мне на нервы, Уилли. Я не разделяю вашего интереса к оккультизму. Впредь говорите со мной о другом.

– Вы утрачены для мира идей, – грустно заметил он. – Уверяю вас, Каролина, – у вас имелось все необходимое, чтобы вы стали интересным мыслителем. Ладно!