Утешительная партия игры в петанк

Или ее отец? Чья «забывчивость» когда-то казалась нам чуть ли не преступлением, а теперь выглядела почти забавной? На смену горечи пришла ирония, тем лучше, вот только я уже не так хорошо выдерживаю сравнение с ним. Правда, все же не забываю, когда у нее начинаются школьные каникулы...

А может, это время работает против меня? Ведь тогда я был молодым, моложе ее, она называла меня своим «юным другом». А теперь я ее догнал. И думаю, даже перегнал.

Иногда я чувствую себя таким старым.

Старым-престарым...

Или же это все из-за моей проклятой работы, где постоянно приходится биться, сражаться в кровь, добиваться и биться снова? И каждый раз все начинать с нуля... Где в свои неполные пятьдесят я по-прежнему чувствую себя как ошалелый студент: сижу на кофеине, как заведенный, твержу всем подряд, что завален работой, путаюсь в собственных чертежах, в который раз представляя очередной проект очередному жюри, с той лишь разницей, что Дамоклов меч с годами заострился.

Еще бы... Теперь на кону не оценки, не перевод на следующий курс, на кону — деньги. Много, много денег. Деньги, власть, ну и мания величия тоже.

Не говоря уже о политике. Нет уж, не говоря о ней.

А может быть, причина в самой любви? В ее...

— А ты, Шарль? Что ты об этом думаешь?

— О чем, прости?

— О музее традиционного искусства[21]?

— Оп-ля! Давненько я там не был... Пока он строился, посещал, а вот потом...

— Во всяком случае, — продолжает моя сестра Франсуаза, — чтобы найти там туалет, это я вам скажу, не каждому дано... Не знаю, во что нам обошлась эта диковина, но на указателях сортиров они явно сэкономили, это я вам точно говорю!

Представляю себе физиономии Нувеля и его команды, если бы они сейчас здесь были...

— Так... это же специально! — подхватывает ее весельчак-муж, — думаешь, аборигенов заботил вопрос, где приспустить набедренную повязку? Шаг в кусты и, пожалуйста!

О боже, нет! Все-таки хорошо, что их сейчас здесь не было.

— В двести тридцать пять миллионов, — выпаливает другой, не весельчак, вцепившись в свою салфетку.

И поскольку собрание не спешит реагировать, добавляет:

— В евро, разумеется. Эта диковина, как ты правильно выразилась, моя дорогая Франсуаза, обошлась французским налогоплательщикам в сущую безделицу... (он достает очки, мобильный, подсчитывает на калькуляторе, закрывает глаза)... в один миллиард пятьсот сорок миллионов франков.

— Старых?! — поперхнулась мать.

— Да нет... — отвечает тот, расплывшись от удовольствия, — новых!

Он ликует. Сработало. Он их поразил. Все в шоке.

Я смотрю на Лоранc, она отвечает мне огорченной улыбкой. К подобным вопросам, касающимся моей профессии, она все же относится с уважением. Я возвращаюсь к своей тарелке.

Разговор возобновляется, мешая здравомыслие с откровенной чепухой. Несколько лет назад только и говорили что об Опера-Бастий и новом здании Национальной библиотеки[22], и вот, пожалуйста, все снова-здорово.

Клер, сидящая рядом, наклоняется ко мне:

— Как Россия?

— Настоящая Березина, — сознаюсь я с улыбкой.

— Кончай...

— Да точно тебе говорю... Жду оттепели, чтобы подсчитывать павших...

— Вот дерьмо!

— Да, тшорт, как они говорят.

— Серьезные проблемы?

— Пфф... для фирмы — нет, для меня...

— Что для тебя?

— Не знаю... Плохой из меня Наполеон... Не хватает мне... его широты взгляда, что ли...

— Или его безумия?

— О, до этого уже недалеко!

— Ты ведь шутишь? — она забеспокоилась.

— Da! — утешаю я ее, в наполеоновской манере заложив руку за пазуху. — С высоты этого безобразия сорок веков зодчества еще не презирают меня!

— Когда ты туда возвращаешься?

— В понедельник...

—Да ты что!?

— Да-да.

— Почему так скоро?

— Потому что... хочешь, последнюю новость? Держись крепче: дело в том, что там исчезают подъемные краны... По ночам улетают, словно перелетные птицы.

— Не может быть...

— Ты права... Чтобы расправить могучие крылья, времени им требуется побольше... Тем более, что они забирают с собой и прочую технику... Экскаваторы, бетономешалки, буры... Всё.

— Врешь...

— Вовсе нет.

— И что же ты будешь делать?

—Что буду делать? Хороший вопрос... Для начала, заплачу очередной службе безопасности, чтобы она контролировала нашу службу безопасности, потом, когда подкупят и эту...

— Что?

— Не знаю... Пойду за казаками!

— Какой кошмар...

— Вот-вот!

— И как же ты управляешь всем этим бардаком?

— Да никак. Это не поддается управлению. Рассказать тебе, чем я там занимаюсь?

— Пьешь?

— Не только. Еще перечитываю «Войну и мир». Снова, как тридцать лет назад, влюблен в Наташу... Вот чем я занимаюсь.

— Да, невесело... И тебе не присылают сногсшибательных красавиц, чтобы ты мог хоть чуточку расслабиться?

— Пока нет...

— Врешь...

— Сама-то как? Что новенького?

— Да я... — вздыхает она, берясь за рюмку, — я выбирала профессию, мечтая спасать планету, а занимаюсь тем, что всякое дерьмо прикрываю генетически модифицированным газоном. В остальном, все в порядке.

Она смеется.

— А дело с плотиной? — поинтересовался я.

— Закончила. Они остались с носом.

— Ну вот видишь...

— Пфф...

— Что «пфф»? Это же хорошо. Enjoy!

— Шарль.

— Ммм...

— Знаешь, нам надо объединиться...

— Зачем?