Утешительная партия игры в петанк

Его настырная восторженность, ненасытное любопытство, потребность найти себе Учителей и выжать из них все, что только возможно. Прочесть о них все, абсолютно все, и в первую очередь, то, что труднее всего поддавалось пониманию: запутанные теории, невесть где произнесенные доклады, факсимиле набросков, работы, изданные на английском, кем-то расхваленные, опубликованные бог знает где, в которых отродясь никто не мог разобраться. (Вот тут Шарль попутно благодарил Бога: если бы в том возрасте, и при тех же наклонностях, у него был бы еще и Интернет... страшно подумать...)

И потом, его фантастическая работоспособность, сдержанность, упорное нежелание обращаться к людям на «ты», уверенность в себе, не имеющая ничего общего с амбициозностью, с ее наглостью и пустотой, но тем не менее, не исключающая Притцкер[107], черт возьми, а почему бы и нет, и даже эта пышная шевелюра, которая скоро поредеет...

— Куда это вы снарядились? — окликнул он его. — На край света?

— Ага, почти что. В провинцию... К родителям... Шарлю хотелось бы немного продлить это неожиданно возникшее взаимопонимание. Разговорить его, спросить, например: «Да? И где же они живут?» или «Я все забываю спросить, на каком вы курсе?» или, скажем, «Как вы, кстати, к нам попали?». Но он, увы, слишком устал, чтобы раздувать огонек из пробежавшей между ними искры. И только когда этот верзила вознамерился удалиться, он заметил книгу, торчавшую у него из сумки.

Оригинальное издание Delirious New York?.

—Вижу, вы по-прежнему под влиянием голландцев...

Тот стал что-то бормотать, словно мальчишка, которого застукали за поеданием варенья:

— Да, признаюсь, я... Этот тип меня восхищает... на самом деле...

— Как я вас понимаю! Этой книгой он покорил Америку, еще даже не построив там ни одной высотки... Подождите минутку... Я иду с вами.

Набирая код сигнализации, добавил:

— Когда мне было столько лет, сколько вам, я был очень любопытен, и мне довелось присутствовать на презентациях многих удивительных работ, но, поверьте, я никогда не был так потрясен, как в восемьдесят девятом, когда он представил свой проект библиотеки в Жюсьё...

— Это когда он вырезал из бумаги?

— Ага.

— Да, хотелось бы мне на это посмотреть...

— Это было... действительно, как бы вам сказать... Так остроумно... Да, по-другому и не скажешь, остроумно...

— Мне сказали, что этим сейчас уже никого не удивишь... что он проделывал это много раз...

— Не знаю...

Они вместе спускались по лестнице.

— ...но по крайней мере один раз он это точно повторил, сам видел.

— Да что вы? — молодой человек остановился, придерживая сумку.

Они зашли в первое попавшееся бистро, и в ту ночь впервые за долгие годы Шарль вспомнил о том, что он все-таки архитектор.

И стал рассказывать.

В 1999 году, то есть через десять лет после «фурора Жюсьё», через одного знакомого из инжиниринговой компании «Аруп» ему удалось попасть в Бенаройа Холл в Сиэтле и присутствовать на одном из самых интересных шоу в своей жизни (не считая, конечно, выступлений Нуну). Никаких музыкантов в новехоньком концертном зале: только богатые спонсоры, буржуазный бомонд, powerfull citizens[109]. Суетящаяся служба охраны и вереница лимузинов вдоль Третьей авеню.

За несколько месяцев до того был объявлен конкурс на строительство гигантской библиотеки. В нем участвовали и Пей, и Фостер, но прошли проекты Стивена Холла и Колхаса. Первый был довольно банальным, но Холл был из местных, и это давало ему преимущество. Buy american, you know...[110]

Нет, он не рассказывал, он переживал все заново. Вставал, разводил руками, садился обратно, отодвигал пивные кружки, что-то чертил в блокноте и объяснял Марку, как этот гений, которому в то время было пятьдесят пять, то есть он был чуть старше его самого, разыграв перед аудиторией настоящий спектакль, при помощи обычного листа белой бумаги, карандаша и ножниц — и Шарль то изображал его, то вслед за ним сгибал и разгибал разрезанный лист бумаги, одержал победу, отхватив-таки стройку стоимостью более 270 миллионов долларов.

— Обычный листок А4, не слабо, да?

— Да, потрясающе... двести семьдесят миллионов за пять грамм бумаги...

Они заказали по омлету, еще пива, и Шарль, подстегиваемый вопросами студента, продолжил препарировать гения. Вернее то, как его точные формулировки, лаконичность, любовь к диаграммам, чувство юмора, остроумие и даже ехидство позволили ему меньше, чем за два часа, сделать ясным и понятным исключительно сложный замысел.

— Это то самое здание с вынесенными платформами, да?

— Точно. Игра на горизонталях в стране, где поклоняются небоскребам... Согласитесь, это было довольно нахально... Не говоря уж о сейсмических проблемах и совершенно немыслимых условиях подряда. Мой приятель из «Арупа» рассказывал, что они там все чуть не рехнулись...

— А вы видели эту библиотеку в законченном виде?

— Нет, не видел. Но это все равно не то, что мне больше всего у него нравится...

— Расскажите.

—Что?

— Расскажите о том, что вам нравится...