Утешительная партия игры в петанк

Никогда еще собственное дыхание не приводило его в такое... замешательство.

Свет сдавил голову. Он доплелся до колонки, наклонился, ополоснул лицо, напился воды, изверг наружу свое похмелье и начал все сначала.

Как над ним потешался Тотор[111], было ясно без всякого разговорника.

Наконец, тот сжалился и протянул ему бутылку.

— Пей! Друг мой! Хорошо!

Надо же... Впервые в жизни Виктор заговорил по-французски... Кажется, ночь выдалась на редкость продуктивной в деле преодоления языковых барьеров...

Шарль послушался и...

— Spassiba dorogoj! Vkusna! Взбодрился.

Несколько часов спустя он в письменном виде обзывал Павловича кретином, а потом, при встрече, душил его в объятиях.

Ну вот, теперь он настоящий русский.

Начал трезветь в аэропорте, когда попытался перечитать свои... записи (?), а окончательно очухался, когда позвонил Филипп и начал на него орать.

— Слушай, я только что говорил с этим типом от Бекера... И что это еще за херня с обшивкой для двойных балок в В-1. Боже мой, да ты вообще понимаешь, сколько денег мы теряем каждый день? Ты понимаешь?

Шарль отодвинул телефон от уха и оглядел его с подозрением. Матильда, хотя ей самой было на все это глубоко наплевать, без конца повторяла ему, что этот девайс страшно канцерогенен. «Клянусь тебе! Это также вредно, как микроволновка!» О-па, сказал он себе и захлопнул сотовый, чтобы избавить себя от ругани своего компаньона...

Наобум открыл книгу, «в два слова купил семнадцать жеребцов на подбор у старого кавалериста, владельца коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей»[112], потом проводил Николая Ростова на бал к воронежскому губернатору.

Вместе с ним подцепил «полную и миловидную блондинку» и осыпал ее «мифологическими» комплиментами.

Когда появился муж, быстро встал. Подчинился приказам, показал посадочный талон, снял ремень, сапоги, саблю, редингот и положил их в пластиковый поддон.

Почему-то зазвенел, проходя через рамку металлоискателя, и был отправлен на прощупывание.

Уж эти французы, усмехнулся Никита Иваныч, ухватив жену за затылок, все одинаковые...

11

Он ничего не ел, не притрагивался к алкоголю, травил себе печень шипучими таблетками, тер виски и глаза, закрывал ставни и гасил свет, но от последствий достопамятной пьянки избавиться не удавалось.

Одеваться, есть, пить, спать, говорить, молчать, думать — все, все давалось с трудом.

Иногда ему в голову приходило одно неприятное слово в четыре слога. Неужели это оно зажало его в тиски? Нет, замолчи. Перехитри его. Похудей еще и выберись из этого дерьма. У тебя нет времени на депрессию. Не останавливайся.

Шагай и сдохни, если нужно, но не останавливайся.

Скоро лето, дни давно не казались ему такими длинными, все та же канитель и рутина из списка глаголов в простом прошедшем. (Значения простого прошедшего, как вы помните, соответствуют совершенному виду, не зависят от продолжительности действия и выражают последовательность событий.) Он был, он смог, он обязался. Он сделал, он сказал, он согласился. Он пошел, он проследил, он решил.

Он выдержал, он добился.

В частности, добился в регистратуре, чтобы врач принял его без записи.

Он разделся, его взвесили. Пощупали шею, пульс, прослушали легкие. Осведомились, хорошо ли он видит и слышит. Просили выражаться точнее. Поинтересовались характером и локализацией боли: лоб, затылок, шея, зубы, тянущая, острая, давняя, внезапная, постоянная... Или...

— Хоть на стенку лезь, — отрезал Шарль. Вздохнув, проставили дату на рецепте:

— Я ничего у вас не нахожу. Может быть, это стресс? — И потом, подняв голову, — Скажите, мсье... вас что-то тревожит?

Опасность, опасность! — замигало в голове: система защиты из последних сил подавала сигнал тревоги. Не останавливайся, говорили же тебе.

— Нет.

— У вас бывает бессонница?

— Редко.

— Послушайте, я вам выписываю противовоспалительное, но если через две-три недели не наступит улучшение, сделаем томограмму...

Шарль не дрогнул. Доставая чековую книжку, задумался только, сможет ли этот томограф разглядеть ложь.

Усталость... Воспоминания...

Предательство друга, старушек, кастрированных в общественных сортирах, погосты возле железных дорог, унизительную для него нежность женщины, которую он не смог удовлетворить, ласковые слова за хорошие отметки, а еще: тысячи тонн несущих конструкций, которым где-то там в Московской области, возможно, так никогда и не придется ничего на себе нести.

Нет, нет, он не встревожен. И голова ясная, как никогда.

Дома обстановка накалена до предела. Лоранc готовилась к распродажам (или к неделе мод, он не расслышал), Матильда собирала чемоданы. На следующей неделе она улетала в Шотландию, to improve, потом собиралась присоединиться к своим кузенам на баскском побережье.

— А как же твой аттестат?

— Готовлюсь, готовлюсь, — отмахивалась она, рисуя завитушки на полях своих тетрадей. Вот, повторяю стилистические фигуры...

— Я и смотрю... Похоже, стиль «лапша»[114], да?