Против своей воли обеспокоенная Регина начала приглядываться к Зое и вскоре уже не понимала, что видит сама, а что ей мерещится. Почти тринадцатилетняя Зоя контактов со взрослыми избегала, смотрела в землю, на прямые вопросы отвечала односложно, понять что-либо с ее слов было практически невозможно. Зоина мать о семье и дочери тоже практически ничего не говорила, хотя охотно общалась на другие темы и вовсю хвалила Кирилла и их с Зоей детскую дружбу. Остальные дачники, как оказалось, вполне разделяют настороженность первой соседки – что-то там нечисто.
В конце концов Регина извелась, не выдержала, заручилась поддержкой мужа и сказала сыну: Кирюша, а почему ты с другими детьми не играешь? Что тебе эта Зоя, она же бука совсем, пошел бы с мальчиками на костер или на велосипеде покатался. Нечего все время сиднем в кустах сидеть, нам с отцом это не нравится.
– Мне с Зоей интереснее, – спокойно возразил мальчик.
После нескольких бесплодных разговоров был поставлен ультиматум: нужно общаться с другими детьми или хотя бы еще что-то делать, кроме сидения в кустах или на пруду с Зоей. Иначе мы вообще отсюда уедем и больше не приедем никогда.
Через две недели Кирюша исчез. Без всякого протеста, объявления или прощальной записки – просто вышел утром после завтрака из дома и не вернулся. К обеду его искали уже по всему поселку. Тогда же выяснилось, что Зоя тоже пропала.
Прочесывали окрестный лес. На пруду работали водолазы. Регина билась в истерике, обвиняла Зоину мать: ваша старше, это она его увела! Зоина мать молчала, глядя в землю, похоже на дочь. Уже в милиции, когда заполняли бесчисленные бумаги, выяснилось еще страшное, как будто бы без того было мало: у Зои шизофрения, она лечилась в психиатрической больнице, принимает таблетки. Что в этот момент кричала Регина, она не помнит, но ей до сих пор немного стыдно. Но только немного, потому что она (Зоина мать) должна же была предупредить! Она (Регина) к батарее бы своего привязала и от этой дачи, конечно же, сразу бы отказалась!
Потом главный милиционер сказал: будем, конечно, еще искать в округе, но вы же понимаете – месяц прошел, нигде ничего, так что, скорее всего, ищем трупы. Есть крошечный шанс, что уехали зайцами в другие регионы, ориентировки везде разосланы, но они же не профессиональные побегушники-беспризорники, к тому же девочка больная, поодиночке передвигаться не могут – нет смысла; были бы оба живы, где-нибудь засветились бы. Увы.
Еще почти через месяц, в конце сентября, мужчина в одежде грибника вылез из машины у поста ГАИ и сказал: там, три километра назад, у ларька на шоссе мальчонка клянчит объедки, я там себе кофе после грибной охоты покупаю и уже второй раз его вижу. Купил ему две шоколадки. Что-то с ним сильно не так, по-моему, – худой он очень и дикий какой-то, на сельских детей не похож. На вид лет десять-одиннадцать, одет так-то… Непорядок, я чувствую, здесь…
Гаишники, как ни странно, оказались отзывчивыми.
Ларечница мальчишку тоже вспомнила. Согласилась позвонить, если еще появится.
Кирилла отловили прямо на шоссе. Он дико сопротивлялся, бил ногами и руками, кидался со всего размаху на асфальт и кричал, что никуда не поедет, пока не заберут Зою. В лес с ним шли добровольцы из поселка, боялись, что найдут полуразложившийся труп. Прошли около пяти километров. Зоя была жива, безразлично сидела на лавочке в старой, наполовину ушедшей в землю охотничьей избушке. Увидев людей, повела себя много спокойнее, чем Кирилл. Встала и пошла. Мать как будто не узнала. На прощание обняла мальчика и поблагодарила его.
– Как же они жили все это время? – спросила я. – Кирилл рассказывал?
– Нет. Он ничего не рассказывает.
– Ну, вероятно, это травматическая амнезия.
– Я не знаю, что это! – Регина заплакала. – Но моего мальчика будто там подменили, навели порчу! Прошло уже полгода, но он… он…
– Что – он?
– Он почти не разговаривает с нами. Не может учиться. Сидит, смотрит телевизор. Если телевизор выключить или убрать, он продолжает смотреть в пустой экран или в стенку. Чтобы он поел, я должна его уговаривать или заставлять.
– Лекарства?
– Да, конечно. Никакого действия, только еще больше тормозит. Психиатр сказал: на таких препаратах это уже должно было пройти. И не случайно все-таки она его выбрала. Скорее всего, эта трагедия запустила какой-то его собственный процесс… Но у меня был совершенно здоровый мальчик, никакой не психопат, я-то знаю! И это же, у нее, оно не может быть заразным?!
– Напрямую, конечно, не может, – согласилась я. – А где сейчас Зоя?
– В психушке, конечно, где же еще! А может, уже и выпустили ее, я не знаю.
– Кирилл виделся с ней после?..
– Да вы что, с ума сошли?!! – завизжала Регина. – Да чтобы я… да чтобы она…
– Понятно. Я бы хотела увидеть Кирюшу.
Со слов Регины представляла себе что-то такое… ну почти в коме. Но как только мать вышла из кабинета, мальчик стал разговаривать. Не то чтобы уж совсем свободно, но на вопросы через один отвечал.