Утешный мир

И все стало, как он обещал ей когда-то. Он занимался дочкой с утра до ночи, он повсюду таскал ее за собой, он не только баловал, но и умно, внимательно, требовательно учил дочь, открывал ей мир. Женька ходила за папой как хвостик, а у нее вдруг неожиданно появилось свободное время.

У него было много знакомых. Он устроил выставку Женькиных рисунков. О ней написали в трех газетах. Какой-то телеканал взял у Женьки интервью. Женька попросила себе для телевизора длинное платье «как у мамы» и «настоящую прическу».

– Ты работаешь в издательстве, – сказал он ей. – Это очень кстати. Я думаю, что из Женькиных рисунков с ее же подписями получится отличная книжка.

– А может быть, детский сад? – осторожно спросила она. – Перед школой рекомендуют…

– Но что она будет там делать?! – искренне удивился он. – Там же все намного ниже ее по развитию. Ты же сама видишь: она на равных разговаривает со взрослыми людьми, интересуется устройством мира…

– Это так. Но при этом Женька совсем не умеет общаться с ровесниками, – возразила она. – И школа…

– А зачем это ей? Всем интересно общаться, быть – с равными или с теми, кто выше по развитию. Разве ты сама не так думаешь? – он подмигнул ей, и она поняла его намек. – А насчет школы я как раз размышляю. В первом классе ей откровенно нечего делать, ведь она легко решает задачи для третьего класса и пишет философские рассказы – ты же сама их читала.

– Но как же? У нашей Женьки не будет «первый раз в первый класс»?

– А зачем это ей?

Вместо первого класса у Женьки была вторая персональная выставка.

* * *

– Ты не одна такая, – сказала я Женьке. – Поверь, поверь мне, не одна. Вас таких на самом деле много, почти столько же, сколько детей с задержкой развития. У тебя получился злокачественный вариант, потому что твое преходящее вундеркиндство раздули в слишком большой, лоснящийся, переливающийся всякими красками пузырь. Когда он лопнул, тебе пришлось туго, я понимаю. Жизнь как будто бы потеряла все краски, но то были краски мыльного пузыря. Теперь надо оглядеться и увидеть настоящее. Если ты сейчас перетерпишь, стиснув зубы, то потом, с годами, все-таки привыкнешь жить в обычной жизни обычным человеком, найдешь в ней много радости, любви, творчества.

– Я не хочу обычным, – сказала Женька. – Не могу и не хочу. Зачем это мне?

– Просто чтобы жить. Найти свое место и жить.

– Мое место здесь если и было, так оно… заросло давно.

– Можно устроить прополку.

– Зря вы это говорите… ведь просто чтобы сказать… все зря…

* * *

Недавно я узнала, что Женька все-таки умерла, покончила с собой.

Этот материал я посвящаю ее памяти.

Кто знает, может, он вовремя предостережет какого-нибудь родителя и облегчит вхождение в обычную человеческую жизнь двум-трем детям с общей ранней детской одаренностью (именно так на русском языке называется этот феномен). Женьке, я уверена, понравилась бы эта мысль – ведь она в конце своей недолгой жизни все время спрашивала: значит, все было зря? Все напрасно?

Ничего не бывает напрасно – так я думаю.

Еще раз про…

Девочка показалась мне знакомой. Длинноватое лицо, гладкая прическа, губки бантиком, неожиданные зеленые джинсы с дырками на коленях.

– Я у вас была уже, мы с подружкой ссорились. Вы помните?

– Смутно. Тебе придется рассказать с самого начала. Когда вы подружились?

– Давно, но я не про подружку пришла. Мы с ней теперь нормально общаемся. Если и ссоримся, то я сразу мирюсь, как вы меня научили.

– Хорошо. А про что же ты пришла теперь?

– Я теперь пришла про любовь.

– Ага. Тебе пятнадцать?

– Почти шестнадцать уже.

– Все равно. Самое время про любовь прийти. Я тебя слушаю очень внимательно.

Признаюсь честно, и пусть любители оригинальности меня осудят: я люблю хрестоматийность. Поговорить о сложностях любви в шестнадцать лет – что может быть хрестоматийнее? Я уже заранее получала удовольствие от предстоящего разговора.

– Есть один мальчик, его Андрей зовут, – сообщила моя посетительница. – И вот он говорит, что хочет, чтобы мы… ну, чтобы мы встречались… чтобы я стала его девушкой. Ну, как бы официально.

– Официально? – удивилась я. – В каком это смысле? Он хочет помолвки? А сколько ему лет?

– Он в моем классе учится. Не помолвки, нет, конечно. Это же… это старомодно совсем, нет. Просто… ну, просто чтобы все знали и в статусе написать…

– А, так речь о социальных сетях! – догадалась я. – Конечно, прости, я забыла, что мы теперь все опять живем в большой виртуальной деревне, где все всё знают и горшки разной степени отмытости висят в ряд на виртуальном заборе.

– Опять? – переспросила девочка (ее звали Мила).

– Это я о своем. Так что же Андрей?

– Ну вот, он хочет, а я не уверена. Но все говорят, что я должна, потому что он очень страдает.

– Так, давай разбираться по порядку. Ты нравишься Андрею. Он ухаживает за тобой? Давно?

– Ну… Ну, наверное, ухаживает. Можно и так сказать. Он мне во «Вконтакте» каждый день пишет. И в школе. И еще когда мы классом на экскурсию ездили. И потом еще в кино ходили. И в кафе гулять. Уже месяца три, наверное, или четыре.

– А откуда ты знаешь, что он страдает?