– Ну, Валька, сестра моя, не для того её рожала, чтобы выгоду упустить. Она и квартиру тогда получила, и пользовалась льготами как мать-одиночка. И сюда приезжала королевой несколько раз в год. Мол, пора забирать ребёнка. Мама и Юрка с ума каждый раз сходили. И Юрку она всегда подкалывала: «Доченька, не забудь поблагодарить дядю Юру!» Вроде он ей формально никто, спасибо за заботу. А когда мама умерла, я Леночке сказала: «А почему бы тебе не пожить в Москве? Насильно тебя никто держать не станет, через месячишко назад вернёшься. Надо тебе поближе познакомиться с родной матерью». Я так боялась, что она решит, что я от неё избавиться хочу! А она заржала: «Ой, умора, если мы согласимся, она первая на попятный пойдёт!» Подростки, они такие… когда после похорон началась старая песня, Леночка ей: «Поехали!» Юрка-то не знал, сидел с таким опрокинутым лицом, что я испугалась. Но больше всех испугалась сестрица. Представляешь, её квартирка, её кавалеры, её культурный досуг. И тут подросток. В квартире всё нашвыряно, хахаля не привести, в театры не сходить – дома ребёнок. И расходы. Мы с Юркой этот месяц ходили как потерянные. Юрке проще: залил глаза и забыл, а я себя поедом ела, это ведь моё решение. Сыновья ещё маленькие были, всё спрашивали: «Где Лена?» Каждый раз как ножом по сердцу. А Лена, действительно, вернулась через месяц. О мамаше рассказывала с юмором, но не без горечи. С тех пор стала звать меня «мама Лена». А сестрица вообще приезжать перестала. А то вдруг дочь за ней увяжется…
– А где сейчас Леночка?
– В Москве. Мориса Тореза закончила, переводчица с английского и французского.
– Не замужем или фамилию не меняла, как ты?
– Нет, замуж не выходила. Что скрывать, все тут знают, ребёнок у неё от местного, от Пинегина Витальки.
– Из потомков Коневича?
– Ну да, в Конях их зовут «Васькины». Мерзкий малый, но мальчишка получился славный.
Вышли на пляж. По песчаному берегу ветер шуршал целлофановыми пакетами. На двух скамейках расположилась компания молодых людей с пивом. Один из них рассказывал:
– Прикинь, говорит своей старой вешалке: «За табаком схожу». И три дня где-то блындает.
– Нет, и не надо. Вони меньше, – и заржали.
Увидев пожилых женщин, приближающихся к ним, дружно замолчали и даже вразнобой поздоровались.
– Не объявился дед, Слава?
– Нет, Елена Карловна, – ответил Слава, смущённо пряча за спиной баклажку с пивом.
– Вы потом в контейнеры мусор выбросьте, ладно?
– Конечно, Елена Карловна.
Когда женщины прошли дальше, кто-то из парней даже выдохнул с облегчением. Остальные захихикали. Потом опять загомонили.
– Как ты с ними! А я с молодежью не умею разговаривать. Из-за того, наверное, что своих детей не имела.
– Не поэтому. Я же в школе до сих пор краеведческий клуб веду.
– Бесплатно?
– А если бы деньги на это дело нашлись, то и молодой специалист нашёлся бы.
– О каком деде вы говорили? Что там случилось?
– Странная история. Вышел дед в магазин за табаком. Он трубку курит. Знаешь пятиэтажку на площади, где гастроном? А за ней трёхэтажный дом. Вот там у них квартира.
– Райкомовский. Раньше считался престижным.
– Он и сейчас ничего. Представляешь путь? Двадцать метров по двору – и вот он, гастроном. А дед пропал на этом отрезке.
– Может, память потерял? Внучок, я вижу, не очень расстроен.
– А по нему и расстраиваться некому. Редкая дрянь этот дед.
– Категорично.