Утилизация (СИ)

Она тяжело дышала, пытаясь справиться с нахлынувшей дурнотой. Кто-то поддержал её, помог разогнуться.

— Паническая атака?

— Не знаю. Сейчас пройдёт.

Аккуратно протиснувшись между нами, к ней приблизился Арнольд, глянул на бейдж, потом в лицо.

— Лизонька, что случилось?

За неё ответила женщина с именем София с черной стрижкой каре, двойник Умы Турман из Криминального чтива.

— Там мужики какие-то заорали. Похоже пьяные, — неодобрительно ответила она хрипловатым голосом.

Арнольд по — бабьи всплеснул руками.

— Что вы, не бойтесь. Это Клуб миллионеров — отличные парни. Они не первый раз собираются здесь.

Издалека тянуло дымом костра и дразнящими запахами жарящегося на углях мяса. Вновь послышались дружные крики и хлопки.

— Это у них ритуал такой, встанут в круг и кричат одному, который в центре. Ты миллионер, ты богатый или что-то в этом роде.

В ответ на заявление Арнольда последовали мрачные реплики.

— Душнилы.

— Да, ну их бизнесменов.

Арнольд сразу же отреагировал.

— Там не настоящие миллионеры, а желающие ими стать. Вводный курс для тех, кто мечтает о больших деньгах.

— Интересно посмотреть, — сказала Ирочка с голубыми волосами.

— Миллионеры — почти все больные на голову. Их надо десятой дорогой обходить, — голос одной из женщин поставил точку в разговоре.

По утоптанной неширокой тропинке мы подошли вплотную к деревянному корпусу, на стене которого белой краской была выведена цифра шесть. По деревянным скрипучим ступеням, поднялись на длинную веранду, огороженную перилами с фигурными балясинами. На веранде оказались три двери на фасаде и две боковые, ведущие в небольшие комнатки.

Спальни просматривались через деревянные четырёхстворчатые окна, в одно из которых я уткнулась носом. Ничего необычного в комнатах не было, кровати, тумбочки, небольшой стол и несколько доисторических стульев.

— Прошу, располагайтесь, — произнёс Арнольд, открыв крайнюю дверь справа. — Это ваша спальня. Занимайте места.

Организатор по-хозяйски зашёл вслед за нами.

Нестройной толпой мы потянулись между двух рядов кроватей с тумбочками, на которых были сложены стопки чистого белья. Вполне приемлемый сервис. Кроватей оказалось штук двенадцать, по шесть с каждой стороны. Спальня мне сразу понравилась. Она была светлая с тремя широкими окнами с торца и двумя такими же большими с противоположной стороны от входа. Если учесть, что окно имелось и рядом с дверью, то по факту без окна была только одна боковая стена.

Я заняла место в самом конце комнаты справа, Галя же напротив расположилась у самого входа. Свой рассказ она теперь адресовала соседке Лизе, которая недавно чуть не грохнулась в обморок.

Энергии хватило на то, чтобы кое-как заправить постель, снять куртку и упасть на кровать. Ни про какое умывание не было и речи. На пределе сил я совершила марш-бросок от катера до корпуса и теперь лежала, словно обескровленная тушка.

Женщины негромко переговариваясь, занимали места. Скрипели кровати, звучали шаги, открывалась — закрывалась дверь. Все двинулись совершать положенные процедуры перед сном. Галина Ивановна в очередной раз затянула песню о своей несчастной любви. Для чего? Искала сочувствия к её бедственному положению? Уменьшала душевную боль? У меня сострадать не получилось.

Мне всегда казалось, что истории, повторенные много раз, распыляются в пространстве невидимыми частицами, оседая в мозгу слушателей отголосками понимания и участия. Сказать честно, я старалась не втягиваться в разговоры со своей добросердечной соседкой, выливавшей на меня при встрече рассказы о своих неизлечимых болезнях.

— Вот и верь людям. Все деньги мои присвоил. Что я докажу в чужой стране? — донёсся приглушённый голос Галины Ивановны с веранды.

Повернувшись к стене, я закрыла глаза, странная дрёма одолела меня. Сознание плавало на грани яви и сна, я слышала, как приходили женщины, хлопали тумбочки, шаркали ноги, но при всём усилии сейчас не смогла сказать ни слова. Чужой разговор убаюкивал меня. Вокруг люди, я не одна в этой пустыне одиночества.

Глава 2. Ночные страшилки

— Мы после отбоя, — послышался голос Галины Ивановны, — ночью ходили пацанов мазать пастой. Была такая болгарская паста «Поморин» — самая ядрёная, не то, что сладкие «Чебурашка» или «Чиполино», от неё могло и раздражение появиться. Мазали обычно в конце смены. Часа в четыре утра, в самый сон, крадёшься в соседнюю палату, выдавливаешь пасту на лицо или руку и бежать.

— Зачем?

— Ритуал такой. Мальчишки тоже нас мазали. Чем мы хуже? Трясёмся от страха, толкаем друг друга, но идём! А если попадёмся вожатым, то всё. Взбучка обеспечена.

— Вы так много помните о лагере, — послышался задумчивый голос Ирочки.

— Конечно. Два сезона каждое лето до девятого класса мать отправляла меня отдыхать. Путёвки недорогие, ещё какую-то часть профсоюз оплачивал. Кстати, в лагерях после отбоя принято страшилки травить.

— Ох, действительно, — сказала Ирочка и замолкла.

В наступившей тишине стали слышны звуки извне, негромкие птичьи переклички, мужские голоса вдалеке. Веселятся, шашлыки едят, а мы уже в кроватях.