Читаем Утка с яблоками (сборник) полностью

Тут уж пришел Ленин черед удивленно поднимать брови. Какого еще финика? Откуда он взялся? Она прекрасно понимала, что речь не о плоде с заморской пальмы, а о жителе сопредельной, такой близкой (до Выборга 7 км, а там – рукой подать) страны.

Оказалось, пока она нейтрализовывала супруга, во двор к ним приблудился финн. К ним часто кто-то забредал, в единственный дом на восьми километрах шоссе. Забор условный, калитка хлипкая, ворота вообще цыганские – жерди поперек, вынь да иди. Раз солдатики-дезертиры забрели, от дедовщины сбежавшие. Пару одеял им дали, они переночевали у костра, и дальше, бежать от армейских реалий. В другой раз девица пьяная. Та, правда, сама под одеяло забралась, к соседскому тестю. Он в кухоньке ночевал, от входной двери направо, вышел на рассвете до ветру, а это заведение чуть поодаль от дома располагается. Вернулся, а топчанчик занят! Девица приглашает: «Ложись, дедок, места хватит!» Насилу он ее вытолкал. Смеху было! Случались еще нежданные визиты, и курьезные, и вовсе даже нет. Ну, да речь не о них.

Войдя в столовую, Лена застала такую картину. За столом сидит финн, хорошо за сорок, тощая жердина под два метра ростом, и улыбается во весь вставной рот. Рожа явно нетрезвая. И вид соответствующий. Грязная футболка, мокрые в разводах тины белые штаны, носки и никакой обуви. Только не подумайте, что он снял обувь, входя в помещение. Ее никто не снимал – народу столько толкалось, что тапок не напасешься, а заставлять босиком ходить, так это полы каждый день намывать. Лена на такое была не способна. Ребята объяснили, что Финик так и пришел, мокрый снизу до пояса и в носках. Они уже сбегали, поглядели. На пляжике у речки ни кроссовок, ни ботинок нет, на обозримом участке шоссе – тоже. Но, несмотря на это, рожа Финика выглядела благодарной и жизнерадостной. Не дали русские люди пропасть в белой ночи, пустили под бывший финский кров бывшей исторической родины.

Кстати, вели себя в те годы финны более чем дружелюбно, на мой взгляд. Будто и не испытывали чувства исторической несправедливости. Я бы, наверное, на их месте испытывала. Не раз слышала, что приезжали они в места рождения своего, или предков, заходили в дом, знакомились с хозяевами, гостинец какой-нибудь оставляли. Наверное, замечали, как хреново живут русские в их бывших домах, вот и жалели – просто по-человечески. Некоторые к себе в Финляндию приглашали (тогда ведь не как сейчас, только по вызову можно было) и даже дружили семьями. Знаю случай, когда на вокзале старушке с палочкой (вовсе не нищенке, просто в пальто фасона пятидесятых) подали милостыню, пачку молотого натурального кофе. Старушка застыла на платформе, разинув рот, порываясь крикнуть вдогонку умчавшимся интуристам, что никакая она не побирушка, у нее и другое пальтецо есть, несколько раз всего надеванное, десять лет как новенькое в шкафу висит. Но рассудив, что вряд ли они русскую речь понимают, рот прикрыла, кофе в авоську кинула и к деткам пошкандыбала. Она-то сама кофе давно не пила (давление, чтоб его!) – так поспешила детей порадовать. Столько лет натурального кофе не нюхали, разве что баночный, из продуктовых наборов.

Вот и этот Финик по-русски не бельмеса не понимал. И по-английски, как выяснилось, тоже. Потому что на вопрос: «Do you speak English?» – радостно замотал пьяной своей головой: «No, no!» Впрочем, достал из барсетки через плечо писанное по-английски письмо, совал присутствующим в руки, тыкал пальцем: «Natasha, Natasha». Письмо никто читать не стал, решили, что оно от какой-нибудь шлюшки, коих уже в те времена по трассам вокруг Выборга полно торчало, и все норовили в интердевочки.

Финик лопотал много и возбужденно, и речь его звучала забавно. Помните Райво из «Особенностей национальной охоты»? Вот так примерно. Что, естественно, вызывало всеобщий хохот. И отвечали ему примерно в духе Кузьмича, то есть не понимая, о чем вообще речь, но рьяно. (Кстати, второй хрестоматийный фильм с теми же героями, о рыбалке, снимался в пяти километрах от места описываемых событий, но в те времена еще и до премьеры первого оставалось четыре года).

В ход пошли предположения. Может, Финик от группы отбился? Обычно они целыми стаями в автобусах ездят. А быть может, злодейка Наташа вызвала наивного чухонца к себе в гости, завезла на машине в безлюдное место (людными окрестности не назовешь), стукнула по голове (однако ран не наблюдается) и сбросила в речку, не подозревая, что об эту пору воды в ней «по это самое»? Тогда где обувь? А может, на нем новые кроссовки шикарные были? Вещь в бестоварное время нужная. Самой не подойдут – задвинуть можно, и недешево. А обобранного Финика нейтрализовать в речке, это ему еще повезло, что не бритвой по горлу и в колодец!

Посмеявшись вдоволь, безрезультатно попытавшись пообщаться с пострадавшим на языке жестов и пальцев, узнав, как его зовут, и тут же забыв как, все устали. Хозяйке вообще это надоело. Ей уже хотелось разложить всех по местам и завалиться в собственную постель.

Перейти на страницу:

Все книги серии Лауреаты премии «Народный писатель»

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Жюстина
Жюстина

«Да, я распутник и признаюсь в этом, я постиг все, что можно было постичь в этой области, но я, конечно, не сделал всего того, что постиг, и, конечно, не сделаю никогда. Я распутник, но не преступник и не убийца… Ты хочешь, чтобы вся вселенная была добродетельной, и не чувствуешь, что все бы моментально погибло, если бы на земле существовала одна добродетель.» Маркиз де Сад«Кстати, ни одной книге не суждено вызвать более живого любопытства. Ни в одной другой интерес – эта капризная пружина, которой столь трудно управлять в произведении подобного сорта, – не поддерживается настолько мастерски; ни в одной другой движения души и сердца распутников не разработаны с таким умением, а безумства их воображения не описаны с такой силой. Исходя из этого, нет ли оснований полагать, что "Жюстина" адресована самым далеким нашим потомкам? Может быть, и сама добродетель, пусть и вздрогнув от ужаса, позабудет про свои слезы из гордости оттого, что во Франции появилось столь пикантное произведение». Из предисловия издателя «Жюстины» (Париж, 1880 г.)«Маркиз де Сад, до конца испивший чащу эгоизма, несправедливости и ничтожества, настаивает на истине своих переживаний. Высшая ценность его свидетельств в том, что они лишают нас душевного равновесия. Сад заставляет нас внимательно пересмотреть основную проблему нашего времени: правду об отношении человека к человеку».Симона де Бовуар

Донасьен Альфонс Франсуа де Сад , Лоренс Джордж Даррелл , Маркиз де Сад , Сад Маркиз де

Эротическая литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Прочие любовные романы / Романы / Эро литература