Утка с яблоками (сборник)

Лена окинула взглядом разложенное на столе добро. Вскрытая упаковка с двумя разовыми бритвами «Bic», вышеупомянутое письмецо без конверта, коробочка с краской для волос… Она взяла коробку в руки и даже внутрь заглянула – полтюбика. Потом обратила внимание на поредевшую шевелюру Финика – точно, крашеная. Пачка «Marlboro», зажигалка «Cricket» и две медных монетки: одна и пять финских марок.

– М-да, небогато.

– Наверное, он думает, что мы его обокрали, – осмелевшая Люба приподнялась на локте. – Видишь, ни бумажника, ни документов.

– Что?! – воскликнула Лена.

И, захлебываясь от возмущения, вывалила на Финика:

– Да мы… Да ты к нам сам приблудился, ребята тебя, можно сказать, спасли! Волков здесь нет, но от лихих людей… А мы… мы честные, порядочные люди! Мы даже не дотрагивались до твоей вшивой барсетки! We don’t touch! You must trust!

Но убогому чухонцу было что в лоб что по лбу, хоть по-русски, хоть по-аглицки. Ни черта он не понял. Тогда Лена повторила то же на языке жестов. Запихнула барахло финна обратно в барсетку, застегнула молнию, поставила на стол и, вытянув руки и помахав растопыренными ладонями крест-накрест, громко (когда не знают языка собеседника, до него почему-то пытаются докричаться) повторила раздельно: «Не притрагивались мы к твоей сумке, даже ни одной твоей манерной сигаретки не взяли! Понял, рожа ты финская?»

То ли дошло, то ли решил, что с пропажей придется смириться, но Финик покаянно вздохнул.

– Вот черт! – выругалась Ленка и отправилась в туалет (типа «сортир», во дворе). На обратном пути заглянула на место вчерашнего пикника, нашла припрятанную бутылку и вернулась в дом.

Финик все так же сидел за столом с потерянным видом. Любка косилась на него из-под одеяла. Димочку, похоже, Ленкины вопли не потревожили.

– Будешь? – вопросительно кивнула Лена Любе, потрясая бутылкой.

– Не-а, – отказалась та, самая малопьющая во всей компании.

– А я тяпну. Расстроил меня этот гиперборейский финик, – она посмотрела на Финика и повторила для него: – Очень ты меня своими инсинуациями оскорбил!

Тот на слова ее внимания не обратил, он на Лену вообще не смотрел. Похмельные глаза с вожделением приклеились к бутылке.

– Вот ведь, навязался на мою голову, – пробурчала Лена, доставая из буфета две чистых рюмки. – И чем я остальных лечить буду, если на тебя никто не рассчитывал? – Плеснула себе половинку, а вторую, почти целую, подвинула Финику, сопроводив назидательно: – For the health! И больше не налью, не мечтай!

Выпила, оглядела стол в поисках закуски, хлебнула огуречного маринада из банки (Люба закатывала, огурцы на ура расхватали). Финик жадно заглотил свою порцию и покосился на бутылку.

– Нет! – отрезала Лена. – Тут и без тебя найдется, кого лечить. Лучше рассольчика хлебни.

Протянула ему банку. Финик послушно хлебнул раз, второй и поставил на стол пустую тару.

– Ну что, полегчало? – поинтересовалась Лена.

На унылой роже отразилось подобие благодарности, а спустя секунду она расцвело приветливой улыбкой, и Финик на чистом русском проговорил: «Девочка, здравствуй», – практически без акцента. Ошарашенная Лена проследила за его взглядом. В дверях стояла ее заспанная дочь в ночнушке и хлопала глазами на еще одного, неизвестного ей странной наружности гостя. Сказав общее «доброе утро», вежливое дитя удалилось в сторону туалета.

– Так он по-русски говорит! – охнула Любка. – А мы тут такое при нем…

– Да ни черта он не говорит! Все они только одно и знают: «Девочка, здравствуй», – передразнила хозяйка.

С финской физиономии сползла улыбка, чело омрачила тень. Он напряженно смотрел на Лену, будто хотел о чем-то попросить.

– Чего еще?

Финик выставил из под стола худую волосатую ногу.

– А, порточки потерял? Да вот они, на двери коридорной висят, – и Лена бросила слегка подсохшие брюки их владельцу.

Тот повертел их так и сяк, попробовал стряхнуть присохшую тину, а потом махнул рукой на это дело, и, вздохнув, натянул штаны. Лена в это время деликатно отвернулась. Встав на ноги, Финик покашлял, привлекая к себе внимание, и что-то коротко пролопотал по-своему, указывая на босые ноги.

– Носочки? Так вон они, два комочка в коридоре на полу, – развеселилась Лена. – Только вряд ли они просохли, да и вообще, зачем они тебе? В одних носках – это как-то не комильфо.

Финик все-таки поднял носки, осмотрел, проверяя, свои ли, и вопросительно уставился на хозяйку.

– Твои носки, твои. Хочешь в них идти – иди. Только иди уже! Тебя, наверное, свои потеряли.

Финик, жалкий, расстроенный, не двигался с места.

– Да босой ты к нам пришел, бо-сой! – не выдержала Лена, почувствовав себя виноватой, будто это она обобрала и разула чухонского алкаша. И хоть это не имело никакого смысла, повторила, подкрепляя свою речь жестами:

– Yesterday, – неопределенный взмах рукой в сторону, – you, – пальцем в Финика, – came, – изображение ходьбы при помощи указательного и среднего пальцев, – here, – указательным в пол, – without, – руки разведены ладонями вверх, – shoes, – указательным на свои босоножки.