– К счастью, кто-то все же пытается это сделать, – говорит он наконец. – Тот, кто не ждет конца года. Творит добро. И делает это на глазах у всех. Хотя это и дается ему с трудом. За добро тоже надо платить.
Люди молчат, хором вздыхают и смотрят на гуру; по залу прокатываются все возрастающие волны ожидания. Витторио снова меняет позу. Марианна вдыхает воздух нервно расширенными ноздрями.
Гуру жестом подзывает свою главную ассистентку, что-то говорит ей на ухо, усилители разносят по залу лишь какое-то бормотание. Ассистентка выпрямляется и вглядывается в лица людей, сидящих в зале, в десятки и сотни лиц, наконец она направляет палец на меня и кивает гуру.
– Да, – говорит гуру. – Есть один юноша, который совсем недавно приехал сюда. У него редкие музыкальные способности. Просто чудесный дар. Воплотить этот дар он может только с помощью рук. Играя на фортепьяно. Однако он, не задумываясь, пожертвовал одной из них, помогая человеку, нуждающемуся в помощи. Прочерчивая линию, отделяющую добро от зла.
Только что я сидел как ни в чем не бывало на своем стуле, и вот – я чуть не опрокидываюсь навзничь от удара упругой волны, рожденной взглядом гуру и вобравшей в себя в своем движении через зал еще сотни взглядов.
Гуру подзывает меня к себе легкими движениями рук, и все люди вокруг начинают улыбаться, улыбаться, улыбаться и смотреть на меня, смотреть, смотреть. Марианна смотрит на меня глазами, полными слез, Нина – сквозь сладкую пелену любовной дремоты, Джеф-Джузеппе – с восхищением и некоторой завистью, один лишь Витторио – злобно набычившись и бормоча что-то неразборчивое сквозь зубы.
Вторая ассистентка гуру проложила себе дорогу между длинными и низкими столами и делает мне знак следовать за ней. Марианна тоже подает мне знаки, говорит: «Иди, иди», не переставая плакать. Я иду следом за ассистенткой гуру к сцене, петляю в толпе, окруженный взглядами и улыбками, меня несет волна одобрения и бескорыстного участия. Я совершаю свой извилистый путь с болтающейся рукой и не знаю, каким должен быть мой взгляд, какой – походка, каким должен быть я при этом странном повороте действия.
Я поднялся на сцену, подошел к креслу гуру. Он едва коснулся моей перевязанной руки, я снова почувствовал аромат экзотических трав и запах пыли.
– Браво, браво, юный Уто! – сказал он, улыбаясь и кивая головой.
– Вот человек, который сотворил добро, – сказал он в микрофон. – Самым простым способом. Но и самым понятным. Он больше никогда не сможет двигать рукой, а он был замечательным пианистом. Истинный талант. Но он мог потерять и ногу. А возможно, даже жизнь. Когда человек вступает на путь добра, он ни от чего не застрахован. Это может стоить ему очень дорого, он может лишиться всего. Или того, что мы считаем всем, а на самом деле это ничто. Потому что в конце концов добро перевесит. Это самая большая сила в мире.
Не буду утверждать, что я что-либо подобное предвидел, хотя какие-то слабые предчувствия у меня были; скорее, я считал, что нужно предоставить событиям идти своим чередом и не препятствовать тому, что все равно случится.
Гуру замолкает, сотни взглядов, полных напряженного внимания, устремлены в одну точку, в плотной тишине слышится лишь гул усилителей, словно аккомпанирующих происходящему; я снимаю с шеи повязку, которая поддерживает мою левую руку, и роняю ее на пол. Рука тоже падает, не без труда мне удается прижать ее к боку. Я стараюсь не делать резких движений, лишь плавные и непринужденные, но мне бы не хотелось, чтобы все это походило на гимнастическое упражнение, стриптиз или балетный номер. Впрочем, рука вся одеревенела и болезненна, особенно притворяться нужды нет, достаточно разок-другой качнуться.
Все, как завороженные, затаив дыхание и слившись в едином чувстве, следят за каждым моим движением. Я не смотрю ни на кого в отдельности, я лишь чувствую соединенный взгляд всего зала, под действием которого воздух вокруг меня словно сгущается, и мне кажется, что в нем можно плыть как в воде. Я не чувствую смущения, бьется чуть быстрее, чем обычно, сердце и чуть учащается дыхание. У меня нет ощущения, что я кого-то обманываю или играю спектакль: мне кажется, что я делаю только то, что должен делать, и мне не надо задумываться о причинах, способах и целях. Я просто здесь нахожусь, а мог бы находиться где угодно, мне ни о чем не надо думать.