Уто

Я вижу, как лицо Марианны в одну секунду делается белее снега, даже губы становятся бескровными. Она идет к террасе, Витторио за ней, а мы за Витторио. Эти их приветствия на расстоянии немного нелепы: индус стоит по ту сторону балюстрады, Марианна остановилась по эту, впрочем подойти ближе ее могло удерживать и чувство почтения. Сложив ладони, она благоговейно кланяется и говорит: «Как мы рады тебя видеть, Свами!»

Гуру отвечает на приветствие с веселым благодушием старого гнома, улыбается. Когда он произносит «хорошо, хорошо» или что-то в этом роде, его нижняя челюсть двигается так, будто он жует.

Витторио, почтительно склонившись, протягивает ему руку поверх перил. Гуру, вместо того чтобы пожать протянутую руку, опирается на нее своей морщинистой ручкой, а другой гладит по голове Нину и Джефа-Джузеппе, приблизившихся к нему этакими агнцами.

Потом он смотрит на меня, держащегося в нескольких шагах позади семейства Фолетти. Наши взгляды встречаются, и начинается мысленное перетягивание каната: он тянет в свою сторону, я в свою, между нами только этот короткий канат, и в обоюдной игре сил каждый из нас старается сохранить внешнюю невозмутимость. Не знаю, от чего это зависит – от красоты места и вечера или от неожиданности, или только от того, что он какой-то странный, этот маленький старичок с острым взглядом, но я в самом деле не могу сказать, что для меня это рядовая встреча, что я много видел таких людей.

Марианне удается подтащить меня за руку ближе, чем это смог сделать гуру своим взглядом.

– Свами, это Уто, наш друг, он приехал к нам в гости из Италии, – говорит она.

Гуру пристально смотрит мне в глаза, улыбается, шевелит нижней челюстью, издавая слабый горловой звук, низкий, как гудение добродушного шмеля, складывает ладони, подносит их ко лбу и слегка кланяется мне.

Я думаю всего секунду, а может, я секунду ни о чем не думаю, потом подношу кулак правой руки к раскрытой ладони левой в приветственном жесте, который видел в книге про айкидо, наклоняю и тут же снова поднимаю голову. Это не только боевое, но отчасти и духовное, а главное – восточное приветствие, ну и что, что оно японское, что я чувствую на себе панические взгляды Марианны и Витторио, Нины и Джефа-Джузеппе, остолбеневших на периферии моего зрения.

Гуру мое приветствие, похоже, нисколько не шокирует, он по-прежнему улыбается, но, по-моему, чуть серьезнее, как будто пересматривает свое первое впечатление обо мне.

Все это продолжается недолго, мысленное перетягивание каната закончилось вничью, но состояние некоторого напряжения осталось, в роли безмолвных зрителей, разделенных невысокими деревянными перилами, выступают по эту сторону семейство Фолетти, по ту – две ассистентки гуру. Но вот главная ассистентка приближает губы к уху гуру и тихо говорит:

– Лучше вернуться в дом, очень холодно.

Гуру отрывает от меня взгляд, чтобы распределить его между четверкой Фолетти, улыбается в бороду, бормочет, растягивая гласные: «хорошо, хорошо» и, одарив нас полупоклоном, удаляется в дом, сопровождаемый двумя женщинами, которые успевают нам быстро поклониться.

Мы остаемся одни на заснеженной площадке возле виллы, Марианна смотрит на меня, на мужа, у Нины и Джефа-Джузеппе сияющие в сумерках глаза.

– Вы видели? – спрашивает Марианна.

От возбуждения ей не стоится на месте, она бросает восторженные взгляды то на стеклянную дверь, за которой скрылся гуру, то на потерявший краски закат, поворачивается на триста шестьдесят градусов, подбегает ко мне и хватает меня за руку. Витторио стоит поодаль, спокойно наблюдая за женой. Она бежит к нему, чмокает его в щеку, целует Джефа-Джузеппе, целует Нину, которая балансирует на прямых ногах, перенося центр тяжести с пятки на носок и обратно. Не остаюсь без поцелуя и я.

В машине по дороге домой она спрашивает, наклонившись ко мне:

– Ты видел, как Свами на тебя смотрел? Он редко на кого так смотрит.

Я киваю в ответ. У меня нет желания поддерживать этот разговор.

Витторио приближается еще на шаг

ВИТТОРИО: Уто!

(Стоит в середине гостиной, как всегда, полный энергии. В глазах – жажда общения, чувство собственника по отношению к гостю.)

Уто Дродемберг не отвечает, продолжая читать – не читать книгу об учении дзэн и искусстве стрельбы из лука.

ВИТТОРИО: Уто! Извини.

УТО: Да?

(Как будто только что заметил его присутствие. Отзывается неохотно.)

ВИТТОРИО: Ты мне не поможешь? Все мужское население мобилизовано на расчистку снега. Многие дома отрезаны от мира, нужно выручать людей.

УТО: Ну, если нужно…

(Он не улыбается, не вскакивает на ноги, не откладывает книгу. Ему никогда не нравились отношения отец – сын, дядя – племянник, отчим – пасынок; ему не нравится такое понятие, как мужская солидарность, не нравится, когда о конкретных делах говорят намеками. Ему не по душе упоение боем, тайное соперничество, фиги в кармане, симуляция активности, регулированные кормежки, подбадривающие взгляды, осуждающие взгляды, щупающие взгляды.)

ВИТТОРИО: Не хочешь, не надо. Никто тебя не заставляет.