Утоли моя печали

– В этой войне нет женщин. Вы же знаете, женщина сильнее подвержена разложению. Быстрее, чем у мужчин развивается алкоголизм, пристрастие к наркотикам. Самые хладнокровные киллеры – женщины… Запомните: вырождение любой нации начинается с женщины. И с самых безобидных пустяков: изначальная склонность к предательству, к цинизму и садизму. Это вместилище пороков, и не зря иудеи и мусульмане считают ее поганой. И теперь эти поганые безмозглые существа пытаются утвердить свою власть в мире. Власть хаоса и безумия, от дома до трона!.. Кстати, вы женаты?

– Кстати, нет…

– Но были женаты?

– А кто не был? Конечно, был…

– Значит, испытали на себе все прелести женского начала.

– Прелести испытал. – Бурцев вспомнил Фемиду. – Знал бы ты, какая у меня была жена!

– Хватит лирики, – оборвал немец. – Что вы решаете?

Бурцев походил взад-вперед, пожал плечами:

– Это очень хорошо, что ты провалил операцию. И совсем замечательно, что тебя поймали амазонки. Ты какой ориентации был? До вчерашнею дня?

– Что за вопросы? Тебя снова что-то отвлекает! Я стер надпись!

– Я спрашиваю о твоей сексуальной ориентации потому, что после операции придется тебе сменить пол. Жалко, но помидоры отрежут без вопросов…

– Без меня ты не сможешь воспользоваться оружием! – закричал немец. – Ты испортишь дело! Ты испортишь..

Бурцев закрыл камеру, вошел в дежурку и приказал младшему лейтенанту выдать ему вещдок по делу туриста – кейс с «винторезом»…

Б

В поповский дом он вернулся утром, когда первый автобус уже ушел, а до второго было еще часа четыре, поэтому оставалось время поспать. Он прокрался на чердак, но обнаружил, что комната занята и на его кровати спит какой-то человек в клетчатой рубашке и полосатом галстуке, затянутом так туго, что красная физиономия начала уже синеть. Будить его было бесполезно, не проспался после вчерашнего, и Бурцев отправился в церковь. Отец Прохор уже отслужил заутреню при пустом храме и тушил свечи, почему-то в обилии зажженные во всех подсвечниках, словно здесь побывала вся Страна Дураков. Лицо его было одухотворенным и грозным, а облачен почему-то в ярко-малиновые пасхальные одеяния с золотым шитьем. Батюшка хромал вдоль стен, распевая акафист Пресвятой Богородице:

– Радуйся!.. Радуйся!.. Радуйся!..

Увидев Бурцева, не прервал пения, а поклонился ему, схватил кадило, вздул его, добавил ладана и пошел вокруг, припадая на ногу и читая правило от осквернения.

– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!..

И, когда отчитал, встал перед Бурцевым, обнял, расцеловал троекратно:

– Слава Тебе, Господи! Живой вернулся!

– Я убил человека, – признался Бурцев, глядя бессмысленно и тупо.

– Нет, ты не убил, ты отправил в небытие порождение Асмодея! – шепотом сообщил отец Прохор. – Всю ночь за тебя молился…

– Он был в человеческом образе… И человеком когда-то, я помню.

– Все силы небесные за тебя встали! Ибо ты вступил в единоборство со змеем, как в Писании сказано…

– Поднялась рука… Думал, не смогу! Но как увидел мертвую душу…

Батюшка окурил его пьянящим дымом.

– А чем ты его?.. Медной пуговицей? Говорят, демонов только медной пуговицей и можно сразить.

– Вот из этого «винтореза», – Бурцев показал кейс. – Они сами на себя оружие сделали, без всяких пуговиц… Не знаю: что теперь будет?

– Ладно все будет, ладно!..

– Одного сразил, а сколько их еще?.. Мертвые души! Кругом мертвые души!

– С Божьей помощью одолеем, – заверил отец Прохор. – Живых-то все равно больше. Живых, но слепых пока…

– Спать хочу, – сказал Бурцев. – Дай где-нибудь притулиться часа на два. Потом разбудишь…

– За два-то всяко не выспишься, – пристально глянув в глаза, сказал отец Прохор. – За два дня вряд ли… После эдакой ночи. Пресвятой Владыка! Эвон как человек растратился, душа-то едва живая. Я тебе сейчас святой водички дам, глотни, очисти нутро…

Отец Прохор достал из-под аналоя знакомую фляжку – ту, что привез из Дворянского Гнезда.

– Живая вода… Талая вода… Солнечная энергия! Глоток один, и ложись. И спи хоть сутки, хоть двое…

– Времени в обрез, некогда спать. Царство Небесное просплю.

– Добро, я тебя сейчас в такое место положу, где и за час на ноги встанешь. Иди за мной!

Храмный зал для прихожан был размером с футбольное поле, так что, пока Сергей шел от дверей до алтаря, устал и чуть не уснул на ходу.

– Зачем же построили такой огромный? – спросил он, чувствуя знакомое опьянение.

– На вырост, зачем же еще. У нас все на вырост делают, и рубахи, и храмы. Чтоб было куда расти. В маленьком храме и человек мал, и молитва его не слышна. А ты попробуй, шепотком скажи – над головой будто глас Небесный отзовется…

Батюшка открыл алтарные врата, сначала вошел сам, потом за руку ввел Бурцева.

– Конечно, не дело это – в алтаре спать, но раз времени нету – возьму грех на душу. Ложись вот сюда, под Богородицу, и отдыхай. Я в другой раз и сам, когда бесов изгонять хожу и умучаюсь, прилягу здесь и так сладко сплю… Будить не стану, сам проснешься, когда потребуется. Или Дева разбудит.