Утоли моя печали

Иногда заповедник так и называли – раскольничья земля, вероятно, подразумевая под этим и раскол земной коры. Тот же князь-геолог обнаружил наличие множества полезных ископаемых, чуть ли не вся таблица Менделеева уместилась на относительно небольшом пространстве. Потом, уже при советской власти, тут работали экспедиции, однако промышленного содержания полиметаллов так и не нашли.

Зато с глубокой древности лебеди облюбовали себе этот пустынный и благодатный край, и всю историю Руси отсюда поставляли царскому двору эту царскую птицу и пух для перин и одеял. А княгиня Ольга, по преданиям, закрепила за собой эти охотничьи угодья и раз в год приезжала на соколиную ловлю.

Появление Закомарного резко изменило образ жизни в заповеднике. До него было так тихо и спокойно в Скиту, что можно месяц прожить и ни одного человека не увидеть. Разве что собственных егерей, приходивших на базу за справкой об отработанных на охране и биотехнике часов. Еще реже забредали сюда жители Усть-Маеги – из-за расстояния. Бывало теперь, залетали матерые браконьеры, чтобы отстрелять по заказу «новых русских», поклонников национальной кухни, пару лебедей, но этих «гасили» еще на подъездах: останавливали на дороге, ставили под стволы карабинов и вытряхивали оружие и орудия добычи, после чего вызывали милицию. И совсем уж редко лезли в заповедник любители водного слалома, чтобы весной прокатиться по бурным протокам, соединяющим цепь озер. Этим резали лодки или байдарки, давали пинков и отправляли назад, поскольку в весеннюю пору соблюдался полный покой – лебедицы сидели на гнездах.

Люди Закомарного стали шнырять везде, причем скрытно, так что воочию никогда не увидишь, а только следы, и то оставленные случайно: оброненная пустая пачка от сигарет, обертка от жвачки, окурок или пластмассовая канистра, забытая или спрятанная в кустах. И если таких следов не находилось, Ярослав все равно чувствовал, что в его отсутствие возле дома побывали чужие – неуловимый дух оставался в воздухе. Егеря клялись и божились, что никого не пропускали и никто не проникал на территорию, однако, подолгу не получая зарплаты, отчего-то часто стали ходить навеселе и курить дорогие сигареты. Особый интерес пришлые люди проявляли к самому Скиту, рыская вокруг него и всегда в тот момент, когда Ярослав уходил, к примеру, на Ледяное озеро – самую дальнюю точку заповедника. Будто следили за ним!

Самое любопытное, невозможно было понять, с какой целью они бродят по заповеднику: лебедей не трогали, яиц из гнезд не доставали, не стреляли горных козлов и кабанов, которые тут расплодились и благоденствовали, и вообще не пакостили. Свой терем Ярослав никогда не запирал на замок, а по обычаю приставлял метлу к двери. Никто ни разу не пытался проникнуть в дом специальные метки ставил. Потом наконец он заметил, что неуловимые нарушители из Дворянского Гнезда брали воду из молочной цистерны, установленной на стальной треноге для поливки огорода.

Ярослав сам устроил напорную башню, соорудив водопровод от ледника, которой иногда лежал до августа и медленно таял. Раньше вода струилась под крупными глыбами и не достигала подножия – исчезала в какой-то невидимой трещине, ручеек в буквальном смысле проваливался сквозь землю. Ярослав от нужды взялся огородничать, раскопал залежалые старообрядческие земли у южного склона и засадил картошкой и овощами, но столкнулся с проблемой полива. Первый год таскал воду ведрами с озера – одна ходка полкилометра, не наносишься, особенно в жаркое лето, возможно, потому ничего не выросло. Тогда он и сделал водовод с горы, от отрытого среди камней колодца, перехватив ток ручейка, прежде чем он нырнет под землю. Вода по желобам и трубам самотеком попадала в цистерну, где нагревалась на солнце, и потом хоть в душе купайся, хоть поливай. И тут с землей что-то произошло: удобренная прежними жителями, но бедная и каменистая, она стала приносить невиданные урожаи, так что картошку, морковку и свеклу пришлось развозить по кормушкам для козлов и кабанов или вываливать на снег неподалеку от дома. Дикие звери на глазах превратились в домашних и с раннего утра атаковали крыльцо. Траву вокруг терема выбили до земли, и стало грязно, как у скотного двора.

Не наследить тут было невозможно, как на пограничной полосе, и по следам, оставленным под башней, он прочитал, что пришедших было трое и набрали они две какие-то емкости, круглые отпечатки от которых были возле крана. И не совсем плотно завернули кран – капало. Ходить по воду сюда за добрых тридцать километров – лодочных моторов никогда не слыхал – полный маразм, если даже тут очень чистая и вкусная вода.