Утомленная балом

— Он тебя не любит! Неужели ты не понимаешь?

Ефросинья остановилась, застыла. Слова больно ранили, но она сдержалась от ответного выпада. Развернулась, нашла в себе силы уверенно произнести:

— Я его люблю… этого достаточно.

Валериан сорвался с места. Сердце истекало кровью. Он встал перед ней, взял за руки:

— Я не могу видеть, как ты страдаешь.

— Ты не можешь видеть?! Что ты можешь знать о моих мучениях, — глаза Ефросиньи сделались влажными. — Когда каждый день без него — невыносимая мука. Когда думаешь только о том, как быть с ним рядом.

Валериан притянул рыдающую женщину к себе, попробовал успокоить. Если бы можно было взять ее на руки и прижать к груди, но Ефросинья будто изменилась в лице. Ни женской слабости, ни слез.

— Теперь ты понимаешь, почему я должна довести задуманное до конца?! Теперь ты видишь, сколько горя принес мне этот человек?! Муки, которые доведется испытать ему, не сравнятся с тем, что ожидает меня, — она доверчиво заглянула в глаза Валериану. — Ты меня не бросишь, не отступишься? Поможешь, как раньше помогал?

— Даю тебе слово чести!

* * *

Наступал канун Рождества — Святки. Год назад Ефросинья встречала праздник в кругу семьи: съехались родственники с детьми, пригласили лучших актеров из местного театра — играли «Двенадцатую ночь» Шекспира. После, когда детей уложили спать, начался бал, на который прибыли знатные вельможи с женами и дочерьми. Ефросинье не было до них никакого дела, она всю ночь протанцевала с мужем. На следующий день детей занимали ряженые на детском утреннике, взрослые же отправились в церковь на богослужение.

Что Ефросинья хотела вытребовать у бога, о чем молилась?

Она просила, чтобы господь послал ей своих детей, которых женщина пока не могла иметь. Просила, чтобы муж, изменившийся к ней, стал прежним — ласковым, как до замужества. Чтобы любили они друг друга долгие годы, чтобы… Но бог не пожелал ее выслушать — просьб было слишком много. Именно поэтому она сейчас здесь, с Валерианом, а не в родительском доме.

Теперь Ефросинья входила в церковь с опаской. Следом, крестясь, осторожно ступал Валериан. Женщина намеревалась терпеливо стоять всю службу, истово молясь о том, что собирается сделать.

Господь знает все, знает и ее планы. И он должен вмешаться; не допустить крови, пощадить людей, которых Ефросинья обрекла на погибель. Ему лишь нужно вернуть ей мужа, разве он этого не может? Нет, он может все! Если же бог не внемлет ее молитвам, значит, так и должно быть. Значит, все задуманное случится с его благословения.

Лилась протяжная церковная песня. Колоритный бас отца Евлампия выделялся на фоне других голосов и задавал тон всей предрождественской церемонии. Лики святых подернулись отраженным от свечей румянцем. Святые смотрели на Ефросинью с укором, словно предупреждали о чем-то. Она догадывалась, о чем, и поэтому не смела поднять глаз.

Она уже не может свернуть с пути. Начатое требует продолжения. Все, что с ней случилось, имело смысл только в одном случае — судьба жаждала мести, и ее ущемленное самолюбие требовало решительных действий.

Еще совсем недавно papa был готов удовлетворить любой каприз дочери: задаривал драгоценностями, души в ней не чаял; и вдруг резко переменился: она стала никому не нужной вещью, с которой можно без сожаления распрощаться. Как случилось, что близкие люди, такие предупредительные еще вчера, сегодня уже не хотят иметь с ней дела? И только врач, чужой, в сущности, человек, способен преданно служить ей и жертвовать всем, что у него есть.

Дорогу из родного города в Петербург Ефросинья вспоминала с содроганием. Как только Валериану удалось достать фальшивые документы на имя Ефросиньи и Валериана Тихомировых, мнимые супруги тронулись в путь. Не будь этих документов, их бы рано или поздно поймали, ведь облаченный властью губернатор наверняка поднял собственных соглядатаев на ноги. Но с шумом, с размахом искать он ее не мог, это не в его интересах. Нет, он искал ее тайно, с особой тщательностью, чтобы, когда найдет, сделать с ней то, что хотел. Это хорошо для нее, ведь в этом случае Ефросинье не нужно бояться представителей петербуржской власти. Опасными могут стать люди неожиданные, которых не знает она, но которые прекрасно знакомы с ее портретом. А это означает, что свободные передвижения по городу должны быть ограничены. В столице легко затеряться бедняку в небогатых районах, но гораздо сложнее скрыться от внимательных глаз изысканной даме благородного происхождения. Как правильно она поступила, что не стала следовать зову крови, а сменила богатые наряды на потрепанную шубу.