Утопая в беспредельном депрессняке

– Сиди спокойно! – приказал он, ползая вокруг нее на коленях. Рука его на что-то наткнулась. Ее жакет. Он поднял его, чтобы рассмотреть. – Хелена, это краска. Просто краска. – Он сел, упершись руками в пол и вытянув ноги. Он отдал жакет Хелене, показав место, где краска насквозь пропитала его и запачкала блузку.

– Ты уверен? Но разве… – Она поднесла жакет к носу и понюхала. – Да. Ты прав.

Винсент пододвинулся к ней и обнял за талию. Она сидела между его раскинутыми ногами, прислонившись к нему спиной, а он крепко обхватил ее. Он положил голову ей на плечо. Хелена погладила его по щеке.

– Мы с тобой наломали дров, не правда ли?

– Ничего, все не так плохо. Мы поправим все это.

– Я имею в виду не мастерскую, а нас с тобой.

– Я тоже.

Хелена отклонилась назад, чтобы поцеловать его, а он, улыбнувшись, лег на пол и потянул ее за собой. Когда Хелена оказалась на нем, он обвил ее талию ногами. Еще раз крепко поцеловав его, она начала расстегивать его рубашку и засмеялась, обнаружив под ней пижаму.

– Я вижу, кое-что не меняется.

– И не должно меняться.

Она стала целовать его шею и грудь. Ухватившись обеими руками за рубашку, она вытянула ее из брюк, расстегнула брючный ремень и молнию. Затем запустила руку внутрь.

Язык ее между тем, возбуждая его, спускался все ниже по его телу. Винсент держат руками ее голову, прерывисто дыша. Вся кожа его горела, сердце бешено стучало.

Но она остановилась, поднялась на ноги и, расстегнув молнию, скинула юбку и перешагнула через нее. Затем сняла туфли и трусики. Винсент лежал прямо на перепачканном краской холсте. Хелена, упершись коленями в пол по обе стороны от него, наклонилась и поцеловала его так, будто это было у них впервые. Ухватившись руками за ее бедра, Винсент проскользнул в нее. Она еще раз страстно поцеловала его, наклонившись и приблизив груди к его лицу.

Винсент застонал и еще крепче обхватил ее талию. Затем он перекатил ее на спину.

Хелена обняла Винсента, закутываясь вместе с ним в холст. Они не обращали внимания на упавший мольберт и опрокинутые банки с краской, окрасившие пол мастерской во все цвета радуги.

Их движения стали неистовыми; задыхаясь, они цеплялись друг за друга руками и ногами; тела их катались и извивались. Они были залиты краской с ног до головы, и на холсте остался след их сплетенных тел.

Сердечный приступ Винсента оказался для обоих полной неожиданностью.

1 марта 1971 года Боль

Боль – всегда при нас. Иногда боли не замечаешь, но она все равно есть. Она может наброситься внезапно, заставить тебя вопить и кричать, будто твою душу поджаривают на огне. А может подкрасться незаметно, и ты осознаешь ее уже после того, как свыкнешься с ней настолько, что даже не будешь представлять себе жизни, свободной от боли. Молчать, когда хочется поделиться правдой, о которой никто не должен знать, – тоже боль. И не знать самому – как это случилось, почему, за что и, главное, когда. Загадка без ответа может мучить, как тесный ботинок, или, если уж на то пошло, как рак на последней стадии. И боль не отпускает, не отпускает, не отпускает, и от нее никуда не деться.

Устроив Винсенту сердечный приступ, этот год, по-видимому, был не в силах остановиться и продолжал плодить одно несчастье за другим. Так думал Виски, сидя в приемной врача.

Сидел и думал, думал, думал, сидел и думал.

Он вспомнил, как, почти год тому назад, чуть ли не на следующий день после бракосочетания Сильвестра Гудли и Сьюзен Макмерфи они с Элизабет вернулись в этот дом. Идея, разумеется, принадлежала Элизабет. Здесь легче было понять, смогут ли они ужиться друг с другом. Теперь им не надо было скрывать свои отношения, прятаться по углам, краснеть, когда их случайно замечали вместе. Их отношения стали почти официальными.

Элизабет считала, что и Гудли с Макмерфи поженились по той же причине – в их возрасте они не могли вести себя как подростки. К тому же в доме все знали об их связи и не раз терпеливо выжидали за углом, давая возможность Гудли беспрепятственно добраться по коридору до дверей сестры Макмерфи.