Утопая в беспредельном депрессняке

Помню, я уже погружался в сон, и передо мной раскрывались волшебные долины, как вдруг что-то нарушило эту идиллию. Виски приоткрыл окно, и острый как бритва порыв ветра ударил мне прямо в лицо. Мама выразила опасение, что холодный ветер мне совсем не полезен.

Он включил печку.

Мама поджала губы.

Виски продолжал курить.

Я вдыхал сигаретный пепел.

Закончив курить, он щелчком отправил окурок в окно, не заметив, что ветер подхватил его и бросил мне на колени. Мама спала, Виски напевал песенку, а я в двух футах от них поджаривался на медленном огне, пристегнутый к детскому креслу. Я смотрел, как красное пятно тлеет у меня на коленях и, раздуваемое ветром из папиного окна, становится все больше и ярче. Я никогда еще такого не видел и наблюдал за этим как завороженный.

– Откуда этот странный запах? – спросила мама.

– Коровьи лепешки, – пояснил Виски с видом знатока.

Я продолжал смотреть, как у меня на штанах разрастается черное пятно с красным ободком. Но очень скоро одна еще не вполне сформировавшаяся часть моего тела почувствовала нестерпимый жар.

Я заголосил.

Мама завопила.

Папа закричал.

Покрышки «форда» завизжали, когда Виски всем своим весом навалился на тормоза. Этот всеобщий визг продолжался целую вечность, пока машина не остановилась одним колесом в кювете, тремя на обочине.

Я выблевал все конфеты, съеденные по пути, и успел только подумать, как хорошо, что я не попал в маму с папой. Зато оконное стекло окрасилось во все цвета радуги.

Родители обернулись в мою сторону, и единственное, что мне оставалось, – это зареветь. Виски и Элизабет выскочили из машины и бросились ко мне, чтобы посмотреть, что со мной такое. Виски расстегнул ремни и передал меня маме для инспекции. Они принялись разглядывать меня со всех сторон, в то время как я продолжал верещать. Наконец в какой-то момент Элизабет перевернула меня вниз головой и причина моих мучений предстала ее взору. Последовали слезы, обвинения, извинения и заслуженное наказание.

Мама села за руль.

Виски был изгнан ко мне на заднее сиденье.

Мы поехали со скоростью сорок миль в час.

Мы благополучно прибыли в Дулин – позже, чем рассчитывали, но успели как раз к чаю. Миссис Мак-комиш, хозяйка гостиницы, в которой мы остановились, оказала нам радушный прием.

Виски хорошо знали и любили в этих краях. Его запомнили еще с того времени, когда его отец, случайно оступившись, упал со скалы Мохера. С тех пор Виски бывал здесь не раз. В течение последних двух лет он работал в этих краях и неизменно останавливался в Дулине. Как будто что-то тянуло его к этому месту.

Если Дулин был одним из его излюбленных уголков, то местный паб вполне можно было считать местом его последнего успокоения. И хотя он уже давно бросил пить, вытащить его из этого заведения не удавалось почти до самого утра.

Миссис Маккомиш была одной из тех пожилых дам, которые любят давать пространный ответ на самый простой вопрос. Виски заметил, что, если ее сердце функционирует не хуже голосовых связок, она будет жить вечно.

Маме с папой она предоставила лучший номер и едва не извела их нескончаемым пересказом местных новостей, накопившихся за истекший год. Время от времени рассказчица отвлекалась, чтобы сказать мне «агу-агу, у-тю-тю» и объяснить, как я счастлив, что у меня есть мои родители, и как счастливы мои родители, что у них есть я. Мне стало ясно, что она плохо представляет, с кем имеет дело.

После того как мы сбежали в номер, Виски заявил, что пойдет на пару часиков проветриться в пабе.

Виски разбудил нас в шесть утра, свежий как огурчик. Он пришел совсем недавно и, пока мы спали, принял душ и переоделся. Настроение у него было приподнятое.

– Для начала мы поедем в Вестпорт и, надеюсь, успеем вернуться, чтобы посмотреть закат со скал, – сообщил он нам, в то время как мы протирали глаза и соображали, где находимся.

Понимая, как нам не терпится отправиться в путь, он уже уложил наши вещи и сказал, что одеться надо потеплее, потому что, несмотря на солнечную погоду, с моря веет холодом. Мы с мамой переглянулись, пожали плечами и покорно подчинились его желаниям.

– Ну что ж. Заманчивое предложение, дорогой.

Я знал, что она чувствует. С ней опять не посоветовались. Но Виски был так по-детски возбужден, увлеченно излагая составленный им распорядок дня (мне тоже нашлось в нем место), излучал столько энергии, и глаза его так сияли, предвещая, несмотря ни на что, волшебный день, что мама оттаяла. Он говорил и не мог остановиться. О том, какие места он хочет посетить и как прекрасно они могут выглядеть, если нам повезет с освещением и погодой.