Утопая в беспредельном депрессняке

– Она тебе нравится, да? Это же так естественно.

– Ну, в общем, да. Но ведь она девчонка.

– Да, тут ты прав. Я тоже заметила это.

– Я не влюблен в нее. Она просто хороший друг.

– Понимаю. Мне просто хотелось подразнить тебя.

После этого разговора у нас с миссис Кантуэлл были прекрасные отношения.

Так как я был у нее, как правило, последним из учеников, она иногда приглашала меня остаться на чай. Я сказал ей как-то, что мне нравятся шахматы, хотя играю я не очень хорошо, и она стала меня учить. Так что уроков прибавилось, но это было не страшно, потому что она при этом больше не вела себя как учительница, а улыбалась и даже шутила по поводу моих постоянных ошибок. На самом деле виноват в них был Бобби, он научил меня совершенно диким ходам, которые сам придумал.

Миссис Кантуэлл научила меня играть правильно. Она говорила, что самое важное – сосредоточиться и не делать ничего, не обдумав этого как следует. Еще надо знать, что твой соперник может сделать в данный момент. И наконец, всегда выигрывать белыми и добиваться ничьей черными. Тогда я буду делать меньше ошибок и реже буду проигрывать.

Всегда иметь цель.

Всегда иметь план.

Всегда быть сосредоточенным.

Это три самых лучших урока, которые я усвоил на ее занятиях.

Я получил настоящий пригласительный билет на день рождения Сьюзен.

А Бобби не пригласили. Это было здорово.

Плохо было то, что требовался маскарадный костюм.

Терпеть не могу маскарадных костюмов.

Я и в своей-то шкуре чувствую себя неуютно, так зачем мне напяливать еще чью-то чужую?

И кем мне нарядиться?

Вот черт.

Ну просто блестящая возможность выставить себя дураком в глазах Сьюзен и всех ее друзей.

И еще надо было сообщить об этом Винсенту и Хелене. Я собирался сказать им попозже, как бы между прочим. Я надеялся, что никто не будет поднимать лишнего шума в связи с этим.

Утопия!

Из-за этого маскарадного костюма мне нужна была их помощь!

Я так и знал, что Винсент и Хелена обрадуются возможности развернуть свое художественное воображение на полную катушку. Они придумали целую кучу костюмов и мечтали поскорее взяться за шитье. Виктория и Ребекка сказали, что это классная идея и что они тоже хотят, чтобы в их день рождения был костюмированный бат и все были бы одеты по моде двадцатых годов.

Бобби сказал, что это детский сад.

Но мне наплевать, что он говорит.

Он не хотел иметь с этим ничего общего.

Я знал, что он просто ревнует, потому что его не пригласили.

Так что для меня это была маленькая победа.

Черт? – Банально. Королева Елизавета I? – Ни за что. Гитлер? – Шутите? Придворный шут? – Это не для меня. Пират? – Скучно. Ковбой? – Дешевка. Робин Гуд? – В зеленых штанах в обтяжку? Ну уж нет. Астронавт? – Не хочу. Франкенштейн? – Брр… Дантист? – Не представляю себя дантистом. Цветок? – Я?!.

Дело становилось безнадежным, а до дня рождения оставалась всего неделя. Сьюзен уже спрашивала меня, кем я буду одет, и мне пришлось сказать, что это будет сюрприз, – пусть она наберется терпения. Но это будет высший класс, и все позавидуют, что сами не додумались до этого, а костюм мне делают на заказ.

Должен признаться, что костюм оказался сюрпризом и для меня самого.

Идея принадлежала Бобби.

11 февраля 1986 года «Ф» – Фантасмагория

Смерть, уютно устроившись в гостиной Сьюзен, потягивала через трубочку лимонад из хрустального бокала.

Хелена с Винсентом из кожи лезли вон, изобретая костюм для меня. Они настолько преуспели в этом, что у меня по коже мурашки бегали, когда я ловил свое отражение в зеркале. С первого взгляда было ясно, кто я такой. С головы до пят я был укутан в блестящую черную хламиду. Лицо пряталось под большим капюшоном, угрожающе нависавшим над глазами. А на тот случай, если кто-нибудь осмелился бы заглянуть под капюшон, чтобы определить, кто это такой, лицо было закрыто маской с двумя прорезями для глаз. Под хламидой я был обмотан еще и черным вельветом, закрывавшим ноги. Единственным цветным пятном была кроваво-красная подкладка капюшона, мелькавшая, как рваная рана, всякий раз, когда я шевелился.

Аксессуары дополняли ансамбль. На шею было надето ожерелье из маленьких заляпанных кровью белых и красных черепов из папье-маше, в левой руке я держал косу, изготовленную из деревянного карниза для портьеры и куска картона, покрашенного серебряной краской. С лезвия свисали остатки лопнувших воздушных шариков и изодранные ленточки.

Я пришел пораньше, надеясь, что Сьюзен удастся выкроить несколько минут, чтобы поболтать со мной, прежде чем другие гости возьмут ее в оборот. Дверь мне открыли отец и мать Сьюзен. При виде меня улыбки, заготовленные на их лицах, исчезли, а челюсти отвисли. Первым пришел в себя отец, который обеими руками поддержал пошатнувшуюся супругу, затем протянул руку мне.

– Добро пожаловать, – произнес он несколько неуверенно.

– Добро пожаловать? – повторила его жена с вопросительной интонацией, не совсем, по-видимому, понимая, что их ожидает этим вечером.

– Шшш… шьюшн дома?