Утопи свои обиды

Ника сразу обратил внимание, что Хамид проговорил эти слова без своей обычной усмешки, а серьёзно и даже как-то сурово. В тот раз Ника ничего не ответил, потому что и сам не знал, что сказать.

А когда дела пошли совсем плохо, и кроме редких заказов Хамида больше не стало никаких других источников заработка, он твёрдо решил, что уедет, и в самом деле отправился в греческое посольство за визой. Оформление прошло быстро, и только когда в паспорте появился заветный штамп, Ника всерьёз задумался о своей судьбе. Слова Хамида постоянно всплывали в памяти, он прокручивал их в голове, перекатывал во рту, словно камешки, и пытался отыскать спасительную фразу или хотя бы слово, чтобы успокоить себя и утвердиться в правильности выбора. А уверенности как не было раньше, так и не было сейчас.

Чего он добился в жизни к своим тридцати годам? Чем он может быть интересен и полезен людям, жить среди которых собирается в будущем? И как собирается вообще жить? Памятью о могилах предков? Кто его предки — Гомер, Аристотель, Сократ? Глупости какие-то… Ему и в России, по сути дела, неплохо живётся, а настоящие предки его похоронены там, где живут родители. Но здесь день ото дня становится хуже. Нет, он никогда не опустится до работы на стройке или за прилавком. Прозябать на нищенское пособие безработного — вообще уму непостижимо. Нужно что-то предпринимать, и если тут не получилось, то необходимо перебраться туда, где всё можно начать с чистого листа…

И хоть эта мысль была ненадёжной и зыбкой, он ухватился за неё, как за соломинку, и стал раздумывать дальше — как употребить свою энергию и предприимчивость уже в Греции. Так ничего и не решив, Ника успокоил себя тем, что время покажет, на что он способен, а случай, о котором он не переставал мечтать, обязательно подвернётся. Он в этом абсолютно уверен. Единственное, что необходимо, это быть жёстким и настырным, и если понадобится, то пойти по головам. Иначе ничего не добиться.

Переезд в Грецию прошёл быстро и без потрясений, которые всегда испытывают эмигранты поначалу в новой стране. Деньги у него пока были, и он даже прикинул, что их хватит минимум на полгода беззаботной жизни, а за это время он обязательно что-то придумает. Переводчики везде требуются, а он прекрасно знает английский, арабский, да и русский наверняка может понадобиться, ведь всё больше богатых туристов из России приезжает греться на ласковом греческом солнышке, сфотографироваться на фоне легендарных руин, расстаться с тысячей-другой баксов…

Он даже позвонил по международному телефону Хамиду, чтобы напомнить о себе и, на всякий случай, прощупать, не потребуются ли его услуги здесь, в Греции, однако иорданец на этот раз разговаривал с ним сухо и без интереса. В итоге Ника понял, что никаких проектов в Греции у приятеля нет, посему и сам Ника ему больше не интересен.

— Чёртовы арабы! — ругался он, сидя на открытой террасе пирейской таверны рядом с домом, в котором снимал комнатку поначалу. — Относятся к тебе хорошо лишь до тех пор, пока ты им необходим. А потом плюют на тебя, как на паршивую собаку! Ничего, запомним это и ответим при случае тем же. Хотя… как бы я на его месте поступил? Продолжал бы общаться с тем, кто мне уже абсолютно не нужен? То-то и оно.

И хоть он больших надежд на Хамида не возлагал, понимая, что здесь у него уже нет таких возможностей, как в Москве, всё равно было обидно. Хотелось верить, что они друзья, а выходило, что никакой дружбы между ними никогда не было.

Со временем Ника позабыл свои обиды. Вокруг него было столько нового и интересного, в чём ещё предстояло разобраться, что дух захватывало. Поначалу ему казалось, что для него, грека, не будет никаких проблем в общении с соотечественниками. А вышло совсем иначе. Соотечественники были шумными и восторженными, как дети, сентиментальными и бесконечно говорливыми. Первое время Ника наслаждался открытым общением на родном языке, но скоро стал уставать от пустого, ни к чему не обязывающего трёпа. Самое лучшее время для него было — послеобеденная сиеста, когда улицы пустели, и можно спокойно посидеть в полупустой таверне, лениво потягивая через соломинку фрапэ — кофе со льдом и сахаром. Он размышлял и всё никак не мог понять: почему никто из окружающих его людей даже не задумывается о завтрашнем дне? Все просто существовали — кто-то побогаче, кто-то победней, и никого не заботило будущее. Если завтрашний день будет такой же, как сегодняшний, который похож на вчерашний, то и в будущем вряд ли что-то изменится, — а значит, стоит ли нарушать годами заведённый распорядок вещей? Зачем мудрить?

Нике не хотелось становиться обывателем. Ему даже не хотелось этого сладкого ленивого послеобеденного ничегонеделанья, ведь он знал, что где-то идёт совсем другая жизнь — полная приключений и встреч с интересными людьми, открытиями новых стран и романов с прекрасными женщинами. То есть то, о чём он не переставал мечтать. А здесь тупик, в котором можно навсегда завязнуть.