Утопи свои обиды

Целый год он искал работу переводчика, но так ничего приличного и не нашёл. Почти все здесь говорили на сносном английском, русский тоже понимали многие, а арабский, может, и требовался где-то, только найти такое место не удавалось. Время шло, но для него, казалось, оно остановилось. Растратив почти все сбережения и почувствовав, что так можно скоро оказаться и на улице, Ника устроился в небольшую туристическую компанию, которая принимала и развозила по отелям и экскурсиям туристов из заграницы. Как правило, его отправляли сопровождать русскоговорящие группы, и это давало достаточно стабильный доход, на который он смог снять уже более приличное жильё в районе, где обитают люди среднего класса.

Жизнь потихоньку налаживалась, но не этого ему хотелось. Он ждал случая, который в корне и сразу перевернёт это скучное и сонное до вывиха скул существование. Даже женщины, которых он изредка приводил домой и оставлял до утра, не доставляли ему прежнего удовлетворения. То ли возраст давал себя знать, ведь он был уже не двадцатилетним жеребцом, не пропускавшим мимо себя ни одной юбки, то ли пора было и в самом деле обзаводиться семьёй, но вот этого-то он как раз пока не хотел. Завести семью — это погрузиться в ежедневные хлопоты и, по сути дела, примириться с существующим порядком вещей. Тогда не останется ни времени, ни сил на что-то большее.

Каждый раз, когда женщина, утомившись, засыпала, он долго не смыкал глаз, лежал и глядел в потолок, выкуривая одну сигарету за другой, и ему в этой комнате становилось неприятно, будто он вторгся в чью-то чужую незнакомую жизнь. Стены, мебель, ваза с фруктами на столе, пепельница с окурками у кровати — всё это становилось незнакомым и враждебным. Одиночество и жалость к себе тяжёлыми дымными клубами обволакивали его, ведь ничего другого этот неласковый мир предлагать ему пока не собирался. Да, этой жизнью можно кое-как жить, но… хочет ли он этого?

Утром он выпроваживал подругу и бежал встречать автобус с новой группой из аэропорта. Весь день катался по туристическим объектам, переводил стандартные фразы экскурсоводов, и не оставалось у него времени на размышления. Однако к концу дня, когда работа заканчивалась, он нехотя возвращался домой, где на него с новой силой обрушивались одиночество, от которого не спасал ни коньяк, ни анисовая водка. Сидеть в таверне, тупо следить за бесконечным баскетболом на экране подвешенного к потолку телевизора и беседовать о каких-то пустяках с завсегдатаями ему надоело до чёртиков.

Он рассматривал своё лицо в зеркале и печально отмечал, что прежнего румянца уже нет, в глазах исчез всегдашний юношеский огонёк, а в мохнатых бровях, сросшихся на переносице, появились первые сединки. А ведь ему ещё и пятидесяти не стукнуло! Он и сам не заметил, как в бесплодных мечтах прошло время, которого, как ему казалось, впереди немало. Он по-прежнему ходит энергичной походкой уверенного в себе человека, не знает отказа у дам, на которых положил глаз, и многие знакомые завидуют его независимому положению. А что — у человека постоянная работа в туристическом бизнесе, на котором не отразится никакой кризис, никому ничего он не должен, а если нет пока семьи, так всё зависит только от его желания. Что ещё надо для спокойного и уверенного существования?.. То-то и оно, что, на первый взгляд, есть у него всё, что нужно обывателю, а на самом деле нет главного…

Что касается дам, которых он с завидной регулярностью укладывал себе в постель, то и здесь он почувствовал некоторые перемены. Перестали ему нравиться юные и румяные девицы, пока что неопытные в любовных утехах, зато очень быстро постигающие с ним высокое постельное искусство. О чём с ними говорить, если в их юных глупых головках только безудержный секс, большей частью почерпнутый из порнушек, компьютерные игры и фильмы с монстрами и целлулоидными героями? Ну, ещё несколько евро, обещанных этим мрачноватым загадочным дядькой! Ника и сам не заметил, как ему стали больше нравиться женщины среднего возраста, не такие поспешные в любви, но более обстоятельные и постигшие ещё до встречи с ним таинства чудесных и сладких любовных игрищ…

На эту женщину он обратил внимание, когда сопровождал группу, приехавшую откуда-то с Урала. Как всегда, он находился рядом с гидом, заученно переводил его слова, почти не вслушиваясь в них, и безразлично поглядывал на туристов с их фотоаппаратами и кинокамерами. Каждому не терпелось сняться на фоне великих эллинских древностей, взять на память камешек от руин Парфенона, погладить ладонью величественные колонны, простоявшие столько тысячелетий. Лишь эта женщина скромно стояла рядом с гидом, вслушиваясь в гортанные звуки греческой речи, а потом поднимала взгляд на Нику, который жестом останавливал гида и не столько переводил, сколько сам рассказывал о достопримечательностях, про которые уже знал не меньше университетского профессора.