Утопия 14

Пока он дожидался, когда кто-нибудь обратит на него внимание, его заинтересовал стоявший под стеклом в одном из углов радиофотоаппарат, который как раз воссоздавал портрет разыскиваемого полицией человека и одновременно давал его краткую биографию. Портрет постепенно выползал из искровой щели машины — одна деталь за другой — сначала волосы, потом брови и одновременно слово: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ», а затем снова большие карие глаза и имя: Эдгар Райе Бурроуз Хэгстром КРР-131313. Печальная история Хэгстрома появилась на уровне его носа: «Хэгстром паяльной лампой развалил на куски свой дом модели М-17 в Чикаго, а затем в голом виде направился к дому миссис Марион Фраскати, вдовы его старого друга, и потребовал, чтобы та вместе с ним ушла жить в леса. Миссис Фраскати отказалась, и он скрылся в птичьем заповеднике, расположенном рядом с жилым кварталом. Здесь ему удалось запутать следы и скрыться от полиции. Полагают, что он удрал, спрыгнув с дерева на проезжающий грузовик…»

— Эй! — сказал сидящий за столом сержант. — Протеус!

Регистрация заключалась в заполнении длинной и раздражающе запутанной и сложной анкеты, которая начиналась с его имени и с самого высокого из его классификационных номеров, обследовала причины, по которым он впал в немилость, требовала назвать имена его ближайших друзей и родственников, а завершалась присягой хранить верность Соединенным Штатам Америки. Пол подписал этот документ в присутствии двух свидетелей, а потом наблюдал за тем, как клерк-кодировщик переводит все им изложенное на язык перфорационной карточки, доступный пониманию машины. Потом появилась карточка с его свежей краской и печатями.

— Вот и все пока, — сказал полицейский с погонами сержанта. Он сунул карточку в прорезь, и она проделала сложный путь, пока не попала в толстую стопку аналогичных карточек.

— А что это все означает? — спросил Пол.

Сержант без особого интереса окинул взглядом стопку карточек.

— Потенциальные саботажники.

— Погодите-ка, что это здесь происходит? Кто вам сказал, что я отношусь к саботажникам?

— Да это никакого отношения лично к вам не имеет, — терпеливо пояснил сержант. — Никто о вас этого и не говорит. Все автоматизировано. Все делают машины.

— Так какое же у них право говорить обо мне такие вещи?

— Они знают, уж они-то точно знают, — сказал сержант. — Они ведут очень строгий учет. Они это делают со всеми, кто хотя бы четыре года провел в колледже и сидит без работы. — Он окинул Пола изучающим взглядом прищуренных глаз. — И вы очень удивились бы, доктор, насколько они правы в этом.

В помещение вошел детектив, весь потный и обескураженный.

— Есть что-нибудь новенькое по делу Фридмана, Сид? — спросил сержант, сразу же утратив интерес к Полу.

— Ничего. Все подозреваемые прошли детектор лжи без сучка и без задоринки.

— А ты проверял лампы?

— Ну конечно. Мы взяли совершенно новую установку и проверили все контакты. То же самое. Все эти паршивцы, хотя любой из них с удовольствием прихлопнул бы Фридмана, оказались абсолютно невинными. — Детектив пожал плечами. — Ну что ж, придется опять побегать. У нас есть одна зацепка: сестра его сказала, что видела постороннего человека подле дома Фридмана за полчаса до того, как это случилось.

— Есть описание?

— Частичное. — Он повернулся к клерку-кодировщику. — Готов, Мак?

— Все готово. Валяй.

— Средний рост. Черные ботинки, синий костюм. Без галстука. Обручальное кольцо. Черные волосы, зачесанные прямо назад. Бритый. Бородавки на руках и на затылке. Чуть прихрамывает.

Пока детектив говорил, клерк, не изменяя выражения лица, нажимал на клавиши.

«Динга- динга-динга-динг!» — защелкала машина, и появилась карточка.

— Герберт Дж. ван Антверп, — сказал Мак. — Бульвар Коллестера, сорок девять, пятьдесят шесть.

— Отлично сработано, — заметил сержант. Он взял со стола микрофон. — Машина 57, машина 57, отправляйтесь…

Когда Пол вышел на залитую солнцем улицу, черная полицейская машина с выключенной сиреной пропела новыми резиновыми покрышками по асфальту и свернула в аллею, ведущую за здание полицейского участка.

Пол с любопытством уставился на нее, когда она остановилась перед запертой дверью.

Из задней дверцы сияющей черным лаком машины выскочил полицейский и направил на Пола автомат.

— Ладно, ладно, нечего тут околачиваться. Пол замешкался на секунду дольше, чем следовало, чтобы успеть мельком взглянуть на арестованного, который сидел в темной глубине машины между двумя полицейскими, тоже вооруженными автоматами.

— Иди, иди, проваливай! — снова крикнул полицейский Полу.

Полу не верилось, что полицейский настолько успеет выйти из себя, чтобы выстрелить просто в праздношатающегося, и задержался еще на минутку. Его страх перед автоматом, уставившимся на него черным глазком, несколько уравновешивался страстным желанием увидеть человека, чье презрение к проторенным дорожкам в этом обществе было еще сильнее, чем у него.