Утопия 14

Его высадили на эстраде, и вокруг него выстроился кордон. Устроитель церемоний, полный краснолицый старик с полным, как у женщины, бюстом, сунул ему в руки «Песенник». Оркестр разразился боевой песней Команды Синих.

— О Команда Синих, ты испытанная и закаленная команда, — начал Пол. Громкоговорители вернули ему его голос — чужой и угрожающий, усиленный электронным приспособлением до степени какой-то яростной уверенности и решительности. — И нет команд, столь же хороших, как ты!

И тут голос его окончательно утонул в топанье ног, свистках, мяуканье и в звоне ложек по стаканам. Руководитель церемоний, обрадованный высоким воинственным духом, который ему удалось вызвать у аудитории, подал Полу синий флаг, чтобы он им размахивал. Не успел Пол взять в руки это орудие, как увидел, что ряды его защитников прорваны. На него, опустив голову и яростно работая своими короткими толстыми ногами, несся Беррингер.

В какую- то долю секунды Пол попытался ударить свингом совершенно ошалевшего от ярости Беррингера, но промахнулся и тут же был сбит ударом головой. Он повалился с эстрады и пролетел в открытые кухонные двери.

«Прошу вас! Прошу вас! — молил громкоговоритель. — На Лужке имеется очень мало правил, но уж эти немногие правила необходимо соблюдать! Эй, вы там, в зеленой рубашке, сейчас же возвращайтесь на свое место. Никаких выходок в помещениях. Понятно?»

Раздался дружный хохот.

«Еще одна подобная выходка, и вас попросят покинуть остров!»

Ласковые руки подняли Пола, и он вдруг обнаружил, что глядит в грустное и невыразительное лицо Люка Люббока, извечного участника всех событий, на котором сейчас была форма водителя автобуса. Один из поваров, который презрительно наблюдал эту сцену, быстро отвернулся, когда Пол поглядел на него, и исчез в холодильнике для мяса.

Когда соратники Пола по команде провожали его обратно на место за столом, ему вдруг смутно, как будто в кошмарном сновидении, стало понятно, что повар этот Элфи, специалист по телевидению с отключенным звуком.

«Так- то вот, — сказал громкоговоритель. — И чтобы больше никаких заварушек не было, иначе нам придется отменить остальные развлечения. Теперь где капитан команды Белых?»

Когда забава закончилась, Пол и доктор Гаррисон из Итаки вместе вышли из столовой.

«У вас есть десять минут свободного времени до начала мемориальной службы, — сказал громкоговоритель. — Десять минут для налаживания новых контактов перед мемориальной службой».

— Я рад, что познакомился с вами, сэр, — сказал доктор Гаррисон.

— Я тоже…

«Моя дикая ирландская роза, — завопил громкоговоритель, прекраснейший из цветков…» — припев был заглушен треском. — Внимание, попрошу внимания. Комитет ведения программы только что сообщил мне, что мы отстали на семь минут от расписания, поэтому прошу сейчас же построиться у Дуба. Мемориальная служба начнется немедленно».

Благоговейная тишина, как туман, опустилась на взбудораженную толпу, которая рассыпалась было по вымощенным площадкам и вокруг столиков для пинг-понга у столовой. Теперь они начали строиться вокруг Дуба — официального символа всей общенациональной организации. Его изображение было на каждом листке бумаги для писем, и это же изображение, пришитое к четырехугольнику белого шелка, развевалось на ветру тут же под американским флагом на мачте, установленной на площади для парада.

Юнцы во всем подражали старшим: глаза их устремились к нижним ветвям великолепного дерева, руки были вытянуты по швам.

— Белые победят! — выкрикнул низкорослый щуплый юнец с большими зубами.

Пожилые взглянули на него с грустным и печальным неодобрением. Сейчас не время было для подобных шалостей. Сейчас наступил момент, когда этого делать не полагалось. Это явное проявление дурного тона отравит юнцу все его двухнедельное пребывание здесь, а возможно, и всю последующую карьеру. В одно мгновение он превратился в «мальчишку, который завопил во время мемориальной службы». Этого будет достаточно, никому не придет в голову заниматься им дальше. Разве что он вдруг окажется великолепным спортсменом… Нет. Его тщедушие и бледная кожа указывали на то, что и эта дорога к прощению для него закрыта.

Пол поглядел на юнца с сочувствием. Ему вспомнились подобные же неудачи, свидетелем которых он был раньше. Человек этот, страшно одинокий, начнет теперь пить, и его никогда больше не пригласят вновь.

Стояла тишина. Единственным звуком теперь был шелест листьев, лопотание флагов да изредка доносившийся звон тарелок и столового серебра из столовой.

Взмыленный фотограф выбежал вперед, опустился перед стоящей группой на одно колено, блеснул вспышкой и убежал.

«Взззз! — взлетела ракета. — Трах-тарарах!»

Выпущенный ею американский флаг на парашютике опустился в воду реки.

Кронер отделился от общей массы и торжественно зашагал к толстому стволу дерева. Он повернулся и задумчиво поглядел на свои руки. Первые произнесенные им слова были настолько тихими, настолько насыщены чувством, что очень немногие расслышали их. Он глубоко вздохнул, расправил плечи, поднял глаза и, собравшись с силами, повторил их.