Утопия-авеню

Дин уставился на кресло, в котором сидела Джуд. Кресло еще хранило призрачное тепло ее тела. От секса все беды. Клеить чувих – как наркотик. Но секс с первыми встречными не приносит никакого удовольствия. Дин мысленно дал себе слово, что будет обращаться с женщинами как с Эльф – то есть как с людьми. Зазвонил телефон. Дин выключил воду и направился в прихожую.

– Алло?

– Доброе утро, бесшабашный гуляка.

– Род! Прости… я вчера смылся без предупреждения.

– Да ничего страшного, Ромео. Все срослось?

– Джентльмены своими подвигами не хвастают.

– Ишь ты, шалопай! Кстати, вчера твое рок-волшебство и на Кенни распространилось.

– Правда, что ли?

– Ага. Слинял куда-то в Хаммерсмит с девицей колдовского вида. Ну, ему полезно, для профилактики спермотоксикоза. Стю заночевал у меня на диване, в Кэмдене. Только что уехал.

– Ну, как говорится, все хорошо, что хорошо кончается.

– Именно. Слушай, после вчерашнего буйного загула мне малость неловко говорить о деньгах, но ты как расплачиваться собираешься – наличными или чеком?

Время затормозило – резко, как поезд.

– За дурь?

– Не, за выпивку в клубе. Ты ж в баре счет открыл.

Дин вспомнил:

– А, ну да, конечно. И сколько там набежало?

– Девяносто шесть фунтов с мелочью.

Время слетает с рельсов, как состав на полном ходу.

У Дина не было девяноста шести фунтов.

У него не было даже пятерки.

– Дин, ты слышишь?

– А… да. Да-да.

– Вот и славно. Я уж думал, разъединили. Короче, ты как ушел, я угощение-то прикрыл и расплатился по счету. «Bag o’ Nails» – не самый дешевый клуб в Лондоне. Спору нет, ты у нас человек щедрый, но многие этим злоупотребляют. Не надо их баловать. Надеюсь, ты не в обиде.

– А… нет. Спасибо.

– Слушай, у тебя аппарат не барахлит? Очень плохо слышно.

Пока Дин пытался придумать, как объяснить другу, что у него попросту нет денег, чтобы рассчитаться за свою безумную щедрость, ему внезапно представился опарыш, которого надевают на крючок. «И крючок в заднице вот так поверни, – сказал Гарри Моффат, – чтоб плотно сидел, самым кончиком высовывался. Видишь?»

Эльф и Джаспер убирают со стола кофейные чашки, а Бетани рассказывает Левону о том, кто ему звонил. Грифф лежит неподвижно, закрыв лицо ковбойской шляпой. На подлокотнике кресла – женская перчатка.

– Эми перчатку забыла, – говорит Дин.

– Ну надо же! – Эльф многозначительно смотрит на него.

– Я пойду, может, догоню.

– Да она уже за несколько кварталов ушла, – говорит Джаспер.

– Или все еще где-то рядом, – безмятежно заявляет Эльф.

Дин выбегает из кабинета в приемную, скатывается вниз по лестнице и на лестничной площадке первого этажа, у дверей агентства Дюка – Стокера, видит Эми. Она курит.

Дин помахивает перчаткой:

– Вот, пропажа отыскалась.

– Надо же. – Она берет перчатку, но Дин не разжимает пальцев, держит крепко.

На лице Эми написано: «Ты, конечно, симпатичный, но не настолько».

Дин выпускает перчатку.

– А вознаграждение мне полагается? – Он достает из кармана пачку «Данхилл».

– Так и быть, можешь дать мне свой номер телефона.

«Ах ты ж, язва фигуристая, сучка породистая, красавица моя…»

– Если я дам тебе свой номер, то как я узнаю, что ты им воспользуешься?

– А никак. – Эми подносит ему зажигалку.

Несколькими ступеньками ниже течет, волнуется и толкается Денмарк-стрит.

Дин погружает кончик сигареты в пульсирующее пламя.

Последний ужин

На втором этаже паба «Герцог Аргайл» Грифф, дожидаясь очередной пинты «Гиннесса», лениво пересчитывал присутствующих. Под гирляндой рождественских огоньков сидели Бетани, ее бойфренд – театральный режиссер и Петула Кларк. Один, два и три. Вальяжный квартет щегольски одетых мужчин – Левон, биохимик по имени Бенджамин, владелец «Зед» Павел и менеджер The Move – это 17, 18, 19 и 20. Джаспер, Хайнц Формаджо и ученый из Кении – 36, 37 и 38. Радиоведущие Джон Пил и Бэт Сегундо – 44 и 45. Эльф и Брюс, которые миловались в уголке, – 59 и 60. Брюс что-то говорил, прижимаясь лбом ко лбу Эльф, а она влюбленно улыбалась. Грифф тревожился за Эльф. Надвигалась катастрофа. Он достал коробочку из кармана пиджака, выудил из нее таблетку бензедрина, повернулся к окну и проглотил источник радости и благодати. По Брюэр-стрит спешили домой работяги, подняв воротники и пониже надвинув шляпы. Через дорогу, над лавкой зеленщика, в окне второго этажа стоял десятилетний мальчуган и смотрел на Гриффа. Грифф помахал ему рукой, и мальчик отступил в сумрак.

– Из всего, что обещает нам жизнь, гарантировано только одно – страдание.

Грифф обернулся и увидел перед собой двух девушек: у обеих кроваво-красные губы, зловещие шляпные булавки, перчатки в сеточку, меховые накидки и подчеркнутые декольте. Он не понял, которая из них это произнесла.

– Ага.

– Мы, вообще-то, не знакомы, – сказала одна.

– Но бывали на ваших выступлениях, – добавила вторая. – Часто.

– Мы – ваши самые горячие поклонники, – произнесли они хором.

Дину стало смешно – и немного жутковато.

– Меня зовут Венера. Как богиню.

– А меня – Мария. Как Деву.