Утопия для реалистов: Как построить идеальный мир

Даже если вы убеждены в том, что они злодеи, сделавшие жадность модной, и что их следует винить в финансовом кризисе, серьезно осложнившем жизнь миллионов людей, — вы все равно можете многому научиться у Фридриха Хайека и Милтона Фридмена.

Один родился в Вене, другой — в Нью-Йорке. Оба крепко верили во власть идей. Долгие годы оба относились к незначительному меньшинству, почти секте, существовавшей вне кокона господствующей мысли. Вместе они разорвали этот кокон, перевернув мир так, что диктаторы и миллиардеры могут только им позавидовать. Хайек и Фридмен задались целью уничтожить дело жизни своего общего врага, британского экономиста Джона Мейнарда Кейнса. По-видимому, единственное, что у них было общего с Кейнсом, — вера в то, что идеи экономистов и философов сильнее законных интересов ведущих бизнесменов и политиков.

Наш рассказ начинается 1 апреля 1947 г. Еще не минуло и года со смерти Кейнса, когда 40 философов, историков и экономистов собрались в маленькой деревне Мон — Пелерин в Швейцарии. Кто-то из них добирался сюда неделями и пересек ради этого океан. В последующие годы они станут известны как Общество Мон-Пелерин.

Все 40 мыслителей, собравшихся в этой швейцарской деревне, говорили откровенно, и вместе они составили силы капиталистического сопротивления господству социализма. «Конечно, мало осталось людей, не относящихся к социалистам», — сетовал однажды организатор встречи Хайек. Тогда, когда Новый курс Рузвельта толкнул даже США к усилению элементов социализма в политике, идея защиты свободного рынка рассматривалась как революционная и Хайек чувствовал, что «безнадежно разошелся с духом времени»[395].

Милтон Фридмен также присутствовал на этой встрече великих умов. «Я был юным и наивным провинциальным американцем, — вспоминал он позже. — И вот я встретился с людьми со всего мира, преданными тем же либеральным принципам, что и я. Всем нам приходилось непросто в своих странах, но среди нас находились ученые, которые уже либо приобрели международную известность, либо были на нее обречены»[396]. На самом деле не менее восьми членов Общества Мон-Пелерин впоследствии получили Нобелевскую премию.

Однако в 1947 г. никто не мог предречь им такого звездного будущего. Огромные территории Европы лежали в руинах. Процесс восстановления шел под флагом кейнсианских идеалов: занятость для всех, меньше свободного рынка, регулирование банковской деятельности. Государство войны стало государством всеобщего благоденствия. И все же именно в эти годы неолиберальная мысль начала получать признание — благодаря усилиям Общества Мон-Пелерин, группы людей, которая станет одним из ведущих мозговых центров XX столетия. «Вместе они помогли подготовить трансформацию глобальной политики, последствия которой будут давать о себе знать десятилетиями», — пишет историк Энгус Бёргин[397].

В 1970-х гг. Хайек передал председательство в «Мон-Пелерине» Фридмену. Под управлением этого крохотного американца-очкарика, чьи энергия и энтузиазм превосходили даже увлеченность его австрийского предшественника, общество радикализировалось. По сути, не было такой проблемы, в которой Фридмен не винил бы правительство. А решением всегда был свободный рынок. Безработица? Устраните минимальную оплату труда. Стихийное бедствие? Поручите организацию гуманитарной помощи корпорациям. Школы в бедственном положении?

Приватизируйте образование. Дорогое здравоохранение? Приватизируйте и его и заодно пустите под откос общественный надзор. Наркомания? Легализуйте наркотики и позвольте рынку творить чудеса.

Фридмен распространял свои идеи всеми возможными способами: разработал различные курсы лекций, вел авторскую колонку, выступал на радио и телевидении, писал книги и даже снял документальный фильм. В предисловии к бестселлеру «Капитализм и свобода» он написал, что долг мыслителя — не переставать предлагать альтернативы. Те идеи, что сегодня кажутся политически невозможными, могут однажды стать политически неизбежными.

Оставалось только ждать критического момента. «Один лишь кризис — подлинный или кажущийся — дает настоящую возможность, — объяснял Фридмен. — Когда этот кризис происходит, то принимаемые меры зависят от того, какие идеи окажутся под рукой»[398]. Кризис наступил в октябре 1973 г., когда Организация арабских стран — экспортеров нефти повысила цену на нефть на 70 % и наложила на США и Голландию нефтяное эмбарго. Ударила инфляция, и западные экономики свалились в рецессию. Причем стагфляция, как окрестили это явление, согласно кейнсианской теории была даже невозможна. Однако Фридмену удалось ее предсказать.