Утопия на марше. История Коминтерна в лицах

Стихийное выступление австрийских рабочих против реакционной юстиции поставило как социал-демократов, так и коммунистов перед необходимостью движения навстречу друг другу ради защиты демократических свобод в стране. Этот сигнал не был понят. Вопреки очевидным фактам руководство Коминтерна увидело в нем начало нового революционного подъема, ускорив движение влево. Попытки представителей компартии Австрии предложить более реалистичную оценку событий разбились об отсутствие механизмов обратной связи в ИККИ и политические амбиции его лидеров.

Пытаясь внести в будни коминтерновской работы свежее начало, Бухарин с начала осени 1927 года инициировал рассылку иностранным компартиям писем с информацией об общем политическом положении и директивах ИККИ. В соответствующем решении Президиума данный шаг был обоснован необходимостью установления «более тесной связи между секциями КИ и его руководящим центром». Внешне разумное решение в его практическом воплощении стало собственной противоположностью — оно означало появление еще одного канала, по которому руководителям компартий рассылались директивы из Москвы, завуалированные оперативным характером содержавшейся в них информации и не прошедшие сквозь сито согласований и одобрений исполкомовского аппарата. Так, уже в первом из таких писем, датированном 18 сентября 1927 года, содержались директивные указания на то, что «в среде рабочих масс замечается сейчас явный поворот налево», а при разоблачении угрозы войны империалистических держав против СССР следует подчеркивать «особо предательскую и особо злостную роль социал-демократии»[1201].

^{«Великий страх», который вызывал при своем создании Коммунистический Интернационал, к концу 1920-х годов ушел в прошлое}

^{Плакат В. Дени}

¹⁹²¹

^{[Из открытых источников]}

Левый поворот, выросший из завышенных амбиций Бухарина и его неадекватной оценки венских событий, увязывался с новым стилем руководства и приходом в Коминтерн «второго дыхания». Он с каждым днем накладывал все больший отпечаток на конкретные решения руководства Коминтерна, в свою очередь, диктовавшиеся страхом большевистской партии перед угрозами со стороны «враждебного империалистического окружения». При этом направление главного удара вызывало удивление даже у сотрудников коминтерновского аппарата: как будто, следуя поговорке «бей своих, чтобы чужие боялись», новая тактика отказывалась от фронтальных атак на правительства западных стран, ставя своей главной задачей устранение из политической жизни их «прислужников» — социалистов.

Коминтерн полностью игнорировал тот факт, что идея восстановления единства рабочего движения Европы продолжала жить в рядах левых социалистических партий, которые все более оттеснялись на обочину политической жизни в своих странах, но тем не менее объединяли в своих рядах значительное количество радикально настроенных рабочих. Так, в сентябре 1927 года Независимая рабочая партия Великобритании обратилась к Коминтерну и Социнтерну с предложением возобновить переговоры об объединении своих рядов. Ответ, последовавший от имени секретариата ИККИ, был выдержан в стиле грубого памфлета: «Второй Интернационал функционирует в целом в качестве отдела пропаганды в пользу организации мясников, известной как Лига наций, между тем как его главный теоретик Карл Каутский использует последние остатки своей репутации для гнусных атак против Союза Советских Республик…»[1202]

Игнорируя компартии в своих странах и выражая готовность к переговорам только со структурами советского государства, социал-демократические партии большинства также не проявляли готовности к диалогу. Ко второй половине 1920-х годов Коминтерн потерял для них свою субъектность, стал одним из инструментов внешней политики большевиков. Бухарин утверждал, что таким образом правые социал-демократы хотят не только продлить господство капитализма, но и дискредитировать классовый характер политического режима в Советском Союзе. Он вкладывал в уста их лидеров следующую логику: «…реформизм готов „помириться“ с СССР, если СССР ликвидирует Коминтерн или же будет проповедовать „мудрую“ (т. е. реформистскую) тактику, или если Коминтерн (т. е. его руководство) „надавит“ на компартии в смысле их перехода на полуреформистские рельсы»[1203]. Это рассматривалось как «составная часть буржуазного плана ослабить силы революции и облегчить нападение на СССР», а далее следовала известная формула: «даром завоеванного не отдадим».