Утопия XIX века. Проекты рая

– Редактор условливается в цене их товара. Цена эта из кредита, гарантирующего издание газеты, переводится на их личный кредит, и сотрудник, подобно остальным писателям, освобождается от службы на известное время, соответственно сумме своего кредита. Относительно журналов система у нас та же самая. Лица, заинтересовавшиеся программой нового журнала, гарантируют его годовое издание достаточным числом подписчиков, выбирают редактора, который оплачивает сотрудников журнала совершенно так же, как это делается в газете. Необходимую рабочую силу и материалы для издания, само собой разумеется, доставляет печатное бюро. Если же услуги редактора оказываются более не нужными и если при этом он не в состоянии заработать себе право посвятить свое время другой литературной работе, он просто возвращается на свой пост в промышленной армии. Следует добавить еще, что хотя обыкновенно редактор выбирается на целый год, тем не менее, если сам он внезапно переменит тон газеты и поведет ее не в духе своих доверителей, всегда на его место есть запасные редакторы и по усмотрению подписчиков вольнодумец может быть смещен во всякое время.

Вечером на прощание Юдифь подала мне книгу и сказала:

– Если бы вам не скоро пришлось заснуть сегодня, может быть, вам небезынтересно будет просмотреть этот рассказ Берриана, который считается его шедевром; во всяком случае, дает вам понятие о современных рассказах.

Я всю ночь до самого рассвета просидел в моей комнате за чтением «Пентесилии» и не оставил книги, пока не дочитал до конца. Но да простят мне поклонники великого романиста XX столетия, если я скажу, что при первоначальном чтении я был поражен более всего не тем, что было в книге, а тем, чего там не было. Писатели моего времени сочли бы невозможным сочинить роман, из которого были бы исключены все эффекты, построенные на контрастах богатства и бедности, образования и невежества, грубости и утонченности, высокого и низменного – все мотивы, вытекающие из общественной гордости и честолюбия, желания разбогатеть или страха обеднеть, вместе с тревогами всякого рода за себя и за других, роман, в котором любви было бы столько, что хоть отбавляй, но любви, не стесняемой никакими искусственными преградами вследствие различия положения или богатства, не подчиняющейся никакому иному закону, кроме влечений сердца. Чтение «Пентесилии» гораздо лучше всяких многоречивых объяснений помогло мне составить себе общее понятие о положении общества XX столетия. Фактические сообщения доктора Лита были, во всяком случае, обстоятельны, но они произвели на мой ум массу отрывочных впечатлений, которые до этого мне не удалось еще порядком связать в одно целое. Берриан связал мне их в одну общую картину.

Глава XVI

На следующее утро я встал почти что перед утренним завтраком. Когда я двигался по лестнице, в передней показалась Юдифь. Она выходила из комнаты, где произошла наша утренняя встреча, описанная раньше.

– Ах, – воскликнула она с выражением обворожительного лукавства, – вы, наверное, опять намеревались ускользнуть тайком на одну из ваших уединенных прогулок, которые так благотворно отражаются на вас? Но вы видите, что я на этот раз поднялась раньше вашего. Я вас и поймала!

– Вы плохо верите в действительность вашего течения, – сказал я, – если допускаете, что подобная прогулка может иметь на меня худые последствия.

– Я очень рада это слышать, – сказала она. – Я приготовляла в той комнате букет цветов для стола к завтраку, как вдруг услыхала, что вы спускаетесь вниз, и мне показалось, что я заметила в вашей походке какую-то таинственность.

– Напрасно вы меня заподозрили, – возразил я. – Я вовсе и не собирался выходить на улицу.

Несмотря на ее старание уверить меня, что ее смутное явление было чистой случайностью, у меня явилось новое подозрение, впоследствии оправдавшееся, что это милое создание во имя исполнения принятого ею на себя попечения обо мне ужасно рано вставала в последние два или три утра подряд с целью предупредить возможность моих уединенных блужданий, чтобы я не расстроился так же, как был расстроен в первую прогулку. Получив позволение помочь ей в составлении букета для завтрака, я последовал за нею в комнату, из которой она вышла.

– Уверены ли вы, что освободились от тех ужасных ощущений, какие в то утро вам пришлось испытать?

– Я не могу сказать, чтобы по временам я не испытывал какого-то странного чувства, – возразил я, – именно в те минуты, когда проверка моей личности выступает предо мною открытым вопросом. Было бы излишней претензией ожидать, чтобы после всего пережитого мною я не испытывал хоть изредка подобных ощущений, но опасность свихнуться, как едва не случилось со мною в то утро, полагаю, совсем миновала.

– Я никогда не забуду, какой вид был у вас в то утро, – сказала она.

– Если бы вы мне спасли только жизнь, я, может быть, нашел бы слова для выражения моей благодарности, но вы спасли мой рассудок, а для этого нет слов, которыми бы можно было вполне выразить то, чем я обязан вам.

Я говорил с волнением, и ее глаза вдруг стали влажными.