Утопленница

Что же, приступим. Я не использую метафор и ничего не запутываю. В данном случае мне не нужно полагаться на свою ненадёжную память, поскольку, когда она мне это рассказала, я была настолько ошеломлена и раздосадована услышанным, что меньше чем через час записала всё в блокноте. В чёрном блокноте от «Молескин», который Ева подарила мне по случаю моего тридцатипятилетия. Поэтому здесь нет ни слова преувеличения. Я сидела, притихнув, и слушала, поскольку как можно отказаться от возможности хотя бы раз услышать правду из уст женщины, которая никогда не отличалась искренностью? Поэтому я сидела на полу своей квартиры (никогда не считала её нашей квартирой) и слушала. – Это напугало меня до чёртиков, – призналась она, – но я никогда не видела ничего столь же красивого. – Полагаю, что с её стороны это было искреннее признание, которое одновременно являлось ложью. Она ещё довольно долго продолжала рассказывать, в то время как я сидела под окном, навострив уши. В стереосистеме на повторе крутился компакт-диск The Smiths, который, как мне кажется, успел отыграть дважды, прежде чем она закончила расписывать мне планы новой инсталляции Перро. – Конечно, параллели очевидны, и он сам это признаёт. Le Petit Chaperon Rouge, Красная Шапочка, Rotkäppchen и так далее. Гениальность здесь не в ассоциации, а в исполнении. Совокупный эффект всех элементов, как его картин, так и репродукций различных артефактов, связанных с убийством Элизабет Шорт. – Ева рассмеялась, когда я сказала ей, что всё это звучит чрезмерно претенциозно и крайне болезненно. Она громко захохотала, а затем напомнила мне об играх, которыми мы баловались, и бесчисленных непристойностях. – Я знаю, Винтер, тебе нравится притворяться, что твоё сердце не такое гнилое, как моё, но постарайся не быть чёртовой лицемеркой. – Вот, снова этот расчудесный парадокс, поскольку она, конечно же, была абсолютно права. Не помню, чтобы в ту ночь ещё хоть раз её прерывала. Я даже не могу вспомнить, какой диск The Smiths тогда играл. Ну, разве что одну-единственную песню. – Знаешь, – сказала она, – до того, как прижилось прозвище «Чёрная Орхидея», газеты Лос-Анджелеса называли это убийством оборотня. – Сказав это, она замолчала, сверля меня взглядом, и я поняла, что чуть не пропустила свою реплику. – Почему? – запоздало поинтересовалась я. – Почему они дали ему такое название? – Ева закурила сигарету и выпустила струю дыма в высокий белый потолок. Затем пожала плечами: – Альбер пытался это выяснить, но кажется, что никто этого не знает. В то время журналисты из Лос-Анджелеса любили придумывать зловещие названия для убийств. И зачастую они были связаны с цветами. Убийство Белой Гардении, Убийство Красного Гибискуса и так далее. Он считает, что эта история с оборотнем может иметь какое-то отношение к улыбке, которую убийца вырезал на её лице почти от уха до уха. Мол, это сделало лицо Шорт похожим на волчью морду. В любом случае мне кажется, что это чушь какая-то. Я предположила, что газетчики назвали оборотнем убийцу, а не жертву. – Это был единственный раз, когда я услышала, что Ева в чём-то не согласна с Перро. Она снова пожала плечами и затянулась сигаретой. – Как бы то ни было, это отличная идея, и он хочет извлечь из неё максимум пользы. Он не сказал мне, как именно, по крайней мере ещё не сподобился. Но я знаю, что он разговаривал с таксидермистом. Это какой-то парень, с которым он когда-то работал. – Она продолжала в том же духе, а я сидела и слушала. – Невероятно интересно, – продолжила Ева, – наблюдать за тем, как он находит новые пути, исследует другие возможности. Он проделал это с камнями в прошлом году в Нью-Йорке, ну, с теми булыжниками внутри клеток. Этот опыт дал ему мощный импульс двигаться в выбранном направлении. По крайней мере, так он сам утверждает. О, я же тебе ещё не говорила. На прошлой неделе ему позвонил кто-то из Голливуда. Он не сказал, кто именно, но явно какая-то важная шишка. – Обещаю, чего бы мне это ни стоило, не пытаться изображать всё так, будто Ева в тот вечер звучала более (а может, и менее) уныло или подхалимски, чем было на самом деле. Она прекрасно знала, что мне не нравились работы Перро, что у меня от них мурашки; наверное, по этой причине она так много о них распространялась. Если так подумать, то, скорее всего, именно поэтому она с самого начала принялась с ним трахаться (при условии, что я не ошибаюсь и она действительно с ним трахалась).

Но стоп.