И вот мы выехали. Из-за снега я ехала медленно и осторожно. Абалин курила, пуская дым в едва открытое окно. Около трёх мы покинули Провиденс, выехали из города и пересекли Западный пролив Наррагансетта по Джеймстаунскому мосту. Вода перед нами переливалась, ослепительно сверкая на солнце, будто ртуть, пролитая на серо-голубой сланец. Мы пересекли остров Конаникут, затем проехали по Ньюпортскому мосту с его бледно-зелёными тросами и ограждениями, двумя белыми стрельчатыми башнями и сланцево-ртутными водами Восточного пролива в четырёхстах футах под нами. Я подумала о тюленях, китах, акулах, о том, что залив когда-то был чередой речных долин, затопленных пятнадцать тысяч лет назад, когда растаяли ледники. Я старалась не думать о том, что мы найдём на кладбище. На бампере машины впереди нас мы увидели наклейку, которая гласила: «Тезаурус[114] – это НЕ гигантская ящерица». Я засмеялась, но Абалин воздержалась, не оценив юмора.
А потом мы оказались на острове Аквиднек. Я обогнула Ньюпорт, следуя указаниям, полученным Абалин от «МэпКвест»[115]. Мы проехали по Миантономи-авеню и Грин-Энд-авеню на восток до пересечения с Тернер-роуд, и здесь я свернула налево, на север. По пути мы миновали жилые дома и детский сад со множеством низеньких оранжерей. Потом мимо нас пролетела череда теннисных кортов, баскетбольных площадок и беговая дорожка, большей частью погребённые под снегом. Затем мы достигли места, где Тернер пересекается с Уайетт-роуд. Кладбище находилось на северо-восточном углу перекрёстка, и я вспомнила, что на перекрёстках всегда хоронили самоубийц. В некрологе кладбище называлось «Кладбище Миддлтауна», но нелепо весёлая сине-золотая вывеска у входа гласила: «Кладбище Четырёх Углов».
Абалин посмотрела на кладбище и вздохнула:
– Это чертовски глупо. Это бессмысленно, Имп.
Я лишь угрюмо промолчала.
Тогда это и произошло. Абалин тоже это видела. Как только мы свернули с Тернера на кладбище, огромная ворона села на надгробный камень всего в нескольких футах от двери со стороны водителя. Много лет назад Кэролайн сказала мне: «Если ты слушаешь чью-то историю и неожиданно появляется ворона, можно побиться об заклад, что рассказчик всё выдумал». Я не стала говорить Абалин, что означают вороны; честно говоря, что это могло означать в данном случае, я не понимала. Но что было, то было.
На острове Аквиднек снега выпало не так много, как в Провиденсе, но узкие асфальтированные дорожки на кладбище оказались не расчищены, поэтому ехать мне приходилось очень медленно. Я знала, как найти могилу Евы Кэннинг, потому что перед отъездом попросила Абалин свериться с парой генеалогических сайтов. Она даже отыскала план кладбища. Могила Евы находилась далеко на северной окраине, где невысокая каменная стена отделяла кладбище от зарослей виноградника с побуревшими в это время года листьями. Однообразная каменная стена окружала всё кладбище.
В Род-Айленде много живописных фотогеничных кладбищ. Но «Четыре угла» явно не из их числа. Здесь нет деревьев, и большая часть каменных надгробий сделана из обтрёпанного ветром известняка и мрамора; лишь немногие из них датируются концом девятнадцатого века. Я припарковалась рядом с огромным мавзолеем. Это оказался всего лишь искусственный холм, куча грязи посреди пустого участка с гранитными блоками и ржавой железной дверью. Сверху на ней были небрежно разбросаны клочья сена и мёртвого дёрна, как будто смотрители пытались таким образом имитировать травяной покров. Выглядела эта куча на редкость уродливо, напомнив мне о феях, полых холмах, курганах, Толкине и Мэри Стюарт[116]. Я выключила зажигание и посмотрела на Абалин.
– Ты можешь остаться в машине, – предложила я.
– Да, Имп, я знаю, – вот и всё, что она ответила.
Тянуть дальше было бессмысленно. Мы обе вышли из «Хонды». Я немного постояла у машины, изучая унылый кладбищенский пейзаж. Затем перевела взгляд на небеса, такие молочно-голубые и безоблачные, почти белые; необъятные плотоядные небеса, как сказала бы Розмари-Энн. Мне не хотелось бы задерживаться в подобном месте надолго, да и сумерки уже были не за горами. Тени, отбрасываемые надгробиями, становились всё длиннее. Абалин закурила ещё одну сигарету, и порыв холодного ветра развеял табачный дым.
– Давай уже покончим с этим, – предложила она.
Найти могилу Кэннинг для Абалин не составило особого труда. Она располагалась слева (к западу) от мавзолейного холма. Примерно в двадцати пяти футах от дороги, в окружении надгробий покойников с такими звучными именами, как Каппучилли, Боулер, Хоксли, Грир, Эшкрофт, Хейвуд, Чёрч и, конечно же, другими членами семейства Кэннинг. Это оказалось скромное надгробие из кирпично-красного гранита, что выделяло его среди тоскливых серо-белых рядов соседних надгробий. Верхние углы памятника украшали резные гирлянды из плюща. Прочитав вслух надгробную надпись, я в ступоре уселась прямо на снежную землю, уже ставшую рыхлой, поскольку снег успел подтаять под ярким ноябрьским солнцем.