Утопленный

Макс равнодушно пожала плечами и обратилась слухом к более молодому собеседнику, Павлу, следователю: то ли друг Потапу, то ли товарищ, то ли не то и не другое, а просто сосед по домам. Он всегда приходил со своей женой-воблой, психованной анорексичкой, Вероникой, вечно боящейся съесть лишний кусочек. Тем не менее Ника нравилась Максим. Нравились её громадные зелёные глаза – почти такие же, как у мамы – с длиннющими ресницами и очень нежный голос, не то что у неё – с лёгкой хрипотцой. А ещё Ника волшебно играла на пианино: и не за Шопена, Штрауса или Грига, хотя классические произведения Максим тоже нравились, Потап приучил. Правда, у Грига выбешивала композиция «В пещере горного короля». Максим всегда казалось, будто в припляску шагает строй зомбированных недочеловеков в кандалах на мозгах и с шорами – да не с шорами, а со шторами, бронированными кованными шторами! – как глупые крысы за дудочкой Нильса, как безрогое, безропотное быдло, идущее на убой, как… И не вздумай сказать им такое – возопят, но не желают думать и соображать, будут вечно маршировать по длинному извилистому пути под барабан и с флагом – в гибельное никуда.

– С чужими богами – с колен не встать, – прошептала Максим любимые слова Потапа. – С чужими богами – в небеса не подняться.

Очень нравилось играть и петь Веронике: «Остальное не важно» Металлика, «Ноябрьский дождь» Ганз-Н-Роузиз, «Небесная лестница» Лед Зеппелин. А когда приходила её сестра и они в четыре руки резали со своими проигрышами, словно удивляя друг друга, «Средство от похмелья» Назарет – клавиши дымились из-под их пальцев. И сердце Макс вопило и визжало от восторга.

Максим недовольно покосилась глазами на Профессора.

«Что ж, девочка пока не в духе. – Альберт расплылся в улыбке предназначенной Анжеле. – Подождём, заставим». – И обратился к Потапу:

– Ну… вы там недолго. – Он поднял ладонь, показывая, что всё сказал и принялся наливать вино в бокал.

Анжела взяла за руку мужа и потянула за собой.

– И, да! – следом крикнул Альберт. – Анжелочка, поменяй, пожалуйста, музыку. Поставь пиано Дебюсси. Пожалуйста.

Анжелика обернулась и кивнула. Они прошли холл и подошли к лестнице. Потап схватил жену, перекинул через плечо. Анжела взвизгнула и освободила волосы от дешёвой китайской заколки, красно-рыжая копна упала водопадом на спину мужа.

Максим обернулась и с негодованием посмотрела на мать.

– Сколько можно, – еле слышно произнесла она негодующе. – Опять трахаться пошли. Кролики. Ну давайте, ещё третью дочку наплодите.

Альберт поперхнулся вином.

– Не любишь папу с мамой? – спросил он, придав голосу ироничность.

– Тсс, папу. Скажите тоже. Он, Диане папа.

На ступенях Анжела попросила снять её с плеча.

– Сейчас дойду до последней и сниму. – Потап слегка ущипнул «женскую бабочку» под платьем. – Мужчина я или нет?.. Что, а ли не могу любимую женщину до конца лестницы допереть.

За спиной мелькнула вспышка. Анжела посмотрела на сидящих гостей внизу за столом в гостиной. Следователь Павел стоял с нацеленным на них фотоаппаратом и снова защёлкал вспышками.

– Этот твой полицай, – недовольно хмыкнула Анжелика, – прям не расстаётся со своим Пентаксом.

– Тампаксом?

– Ага. – Анжела взъерошила волосы на затылке Потапа.

– Говорит, три штуки баксов отдал.

– И что, теперь нужно каждую мышь фоткать?

– Издержки профессии… за всеми следить. – Потап опустил жену на ноги. – Пусть щёлкает, – развёл руками он, чуть запыхавшись. – Не мешает. – Он поднырнул ладонью под юбку, его пальцы углубились куда надо под трусиками.

– Не люблю болтаться в чужих фотоальбомах.

– Ну, пусть завидует тогда, может, зафантазирует с собственным дружком.

– И ты не ревнуешь, такое говоришь?

– К его дружку?

– Глупыш. – Анжела громко расхохоталась. – Ко мне. Конечно же, ко мне. Батура!..

Потап подхватил жену на руки, шибанул ботинком дверь в спальню. Анжела обхватила губами его рот, ладони нежно, но крепко прижали голову мужа.

Он донёс её до кровати, поставил на колени, задрал юбку.

– Смотри, дверь не закрыли, – шептала Анжела. – Диана здесь, на втором этаже. Может зайти.

Не ответив, Потап стянул с жены трусики, и они совокупились.

– Боже, мой Батура, как же я тебя люблю. – Сладостно охнув, Анжела взялась обеими руками за спинку кровати. – Двенадцать лет вместе, а я всё больше прикипаю к тебе. – Она зашаталась в такт мужу. – Мне никто, кроме тебя, не нужен. Никто. Никогда. Никто.

– Вместе со мной ты обожаешь чёрную икру, золото и брюлики, и мои бешеные деньги. А говоришь никто.

– Говори, говори, а я всё равно тебя люблю. – Она взяла его рукой за спину и потянула на себя. Неожиданно хлынувшие воспоминания отстранили её от Потапа, от действия происходящего в просторной спальне.

– И, кстати, не двенадцать… – поправил Потап, вышибая Анжелу из застарелых, дремучих грёз. – Тринадцать.

– Угу, – ответила она, будто из тумана, – несчастливая чёртова дюжина. – И снова улетела в прошлое.

2